Делай, что хочешь. Елена Николаевна Иваницкая
порыв и гражданскую сознательность, но людей достаточно и добровольцев очень много, весь медицинский факультет просится ехать, а в карантинах полиция и ополченцы, так что работайте спокойно. Еще добавляют: не геройствуйте.
Телеграммы нет и нет. Я же не знал, где они. Где именно. А что-то не заладилось с телеграфом. Тогда постоянной линии еще не было, временную тянули. В Комитете говорят: положение трудное, но все меры взяты, надеемся, что беспорядков не будет. «Да не волнуйтесь вы так, если б что случилось, мы бы уже знали». То есть ничего я не выяснил. Вышел в таком отчаянии, что в глазах темно. Напротив, через улицу блестит надпись над дверью, золотыми буквами: редакция газеты «Ведомости». Ворвался туда: «Есть у вас репортер на эпидемии?» – «Конечно». – «Он сегодня телеграфировал?» – «Разумеется». – «Что там?» – «Читайте наш вечерний выпуск!» Но окружили меня, расспрашивают: «У вас там родные? Объясняет, что в районе действий отряда была нарушена связь, но их репортер там побывал, ничего нештатного не происходит, связь к вечеру восстановят. «Бегите домой, телеграмма вот-вот придет». Пришла!
Я им тоже телеграфировал. Но как напишу, так руки опускаются: слова какие-то неживые. «Сердцем с вами», «все мысли о вас». Даже совестно, хотя совершенная правда.
Все мысли о них, но работаю, стиснув зубы. Вдруг подходит ко мне старшина и говорит, головой крутит: «Ты что, нахамил хозяину? Когда успел?» Оказывается, приезжал наш архитектор, вызывал старшину, устроил очередной разнос, а под конец велел выгнать «этого наглого типа» – меня. Стою молчу, удивляюсь. Вроде порядочный человек, за свободу сражался. Что ж он делает? А мысли – не сказать чтоб грустные: кончился у меня соперник – сам себя перечеркнул. Да если узнает она, если узнает доктор, они и говорить с ним больше не станут.
«Выгоняй, говорю, если тебе не обидно, только хозяину я не хамил» – «Мне, говорит, обидно, но ссориться с хозяином тоже не дело. Не бойся, без работы не останешься. Мы обменяемся: отдам тебя на время старому приятелю, это который на судоремонтном эллинг строит, а у него выберу, кого взять». Ну и ладно. Только я все удивлялся. Отвык. Да ведь отвык же!
С холерой справились энергично. Почти без волнений и беспорядков. Только на одном карантине паника была, помяли кое-кого.
Объявили национальный траур по жертвам эпидемии, флаги приспустили, а как только подняли, началось чуть не ликование. Словно случилось что-то очень хорошее. Сирот усыновить – так желающих оказалось больше, чем сирот. Благотворительные балы, концерты, выставки, народные гулянья в пользу пострадавших. Торжественную встречу десанта нерабочим днем объявили.
Встретить их у вагона – целая задача. К дебаркадеру по билетам пускали, на площади толпа, но я не сомневался, что так и будет. Жду такой радостный, а как их увидел, сразу понял, что это было такое и как тяжело им пришлось. Доктор постаревший, измученный, она – в чем душа держится, сизо-бледная, одни глаза остались. На праздник не пошли, отвез их домой. Я о себе, молодом,