Искушение Революцией. Владимир Шаров
для десятков народов и стран Европы, Азии, Африки и Латинской Америки, воспринимались в России как правильные, законные цари. И не важно, как они пришли к власти и как правили своими подданными. Они могли убивать их миллионами, могли тысячами разрушать храмы и расстреливать священников – это мало что меняло: легитимность русской верховной власти была связана не с тем, что происходило внутри страны, а с военными победами вовне.
Нельзя сказать, что в России не было людей, хорошо понимавших уязвимость безграничной царской власти. Свидетельства ее непрочности были более чем убедительны. Так, конец правления каждого из русских властителей ближе всего подошедших к абсолюту (Иван Грозный, Петр I, Сталин), означал фактически и конец династии. Без преувеличения можно говорить о явном стремлении абсолютной власти к суициду: Иван IV и Петр I своих наследников убили, а Сталин фактически вынудил к самоубийству сына Якова, в 41-м году, как и миллионы других солдат, попавшего в немецкий плен. Опасность любых военных неудач, утрата даже небольшой части Святой земли была для подданных ясным знаком, что царь, который ими правит, не благословен, а значит, не истинен и не законен. Сколько бы близкие к трону люди ни доказывали, что власть передана правильно, все большее число людей скоро начинало склоняться к мысли, что в обличье царя на троне сидит «вор» и самозванец. Иначе почему Господь от него и от своей Святой земли отвернулся?
Даже теснейшая связь верховной власти с Богом таила в себе угрозу. Она породила особую, встречавшуюся только в древности ответственность царя перед народом, по сути и на современный вкус весьма парадоксальную. Никакие собственные деяния ему поставлены быть в укор не могли, царю можно было предъявить счет лишь за то, что приписать никому, кроме Господа Бога, не получалось. Еще Кюстин, ездя по России, с удивлением отметил, что цензура не дает газетам информировать общество о Петербургском наводнении, в котором обвинить Николая I, казалось, было трудно. То же и в Советской России: например, крайняя скудость и неполнота сообщений о землетрясениях в Ашхабаде, Ташкенте, потом – в Спитаке.
На самом деле, исходя из российского понимания сущности верховной власти, она была совершенно права. Случавшиеся в стране землетрясения, наводнения, засухи могли означать лишь одно: на троне сидит ложный царь и Бог, насылая свои казни, ясно, недвусмысленно указывает на это святому народу. Так был разоблачен как узурпатор, после чего убит вместе с сыном Борис Годунов, при котором страну постиг трехлетний голод. В данном контексте ответственность верховной власти за любые техногенные катастрофы, даже столь трагические, как Чернобыль, представлялась народу меньшей – здесь вина была не царя, а бояр, земских начальников.
Попыток хоть как-то исправить ситуацию, сделать более устойчивыми и саму верховную власть, и весь государственный порядок было немало, и наиболее успешной из них была сложнейшая система правил и отношений, получившая