«Прииде окоянный сотона», или ОКО за ОКО. Роман. Юрий Теплов
состояние скоро прошло, и он заскучал. Однако избавился от скукоты, занявшись в послеработное время душевным делом. По первости оно вроде бы и душевным не было. Какая душа в том, чтобы укрепить ножки у стола или починить табуретку? А взялся за приобретенный тещей по случаю шкаф-гардероб и понял вдруг, с какой любовью творил его давний мастер. Ни гвоздя, ни шурупа не было в том творении, шпунты сидели, будто литые, а завитушки, когда он снял краску, стали похожи на диковинных, но знакомых зверьков и счету им было двенадцать – по числу месяцев в году.
– Покрасили бы голубеньким, и делу конец! – сказала теща.
Иван отмолчался, лишь подумал: «Голубеньким захотела? Под глазки? Не дам увечить красоту!»
Почти месяц возился он с тем шкафом под неодобрительными взглядами тещи. А когда отреставрировал, да все под мелкую шкурку, да слегка проолифил, сам залюбовался тем, что сделал. И теща расплылась в уважительной улыбке.
– Фактурная вещь получилась, Иван. На пару сотен потянет, а то и больше.
Иван отмахнулся от ее слов, а руки уже запросили другой работы, и чтобы тоже не тяп-ляп, а для глаз и сердца.
За божескую цену он купил у левака со стройки полмашины вагонки. Не торопясь, стал обшивать их с Томкой комнату. Сам и светильники придумал, сделал их из нержавейки и бараньих рогов… Превратив обшарпанную комнату в семейное гнездо, добрался до сеней. Выгородил там уголок с откатывающимися дверцами, разместил инструмент и разный домашний хлам. А когда родилась Верочка, смастерил для нее кроватку-качалку, да такую, что ни в одном магазине не сыщешь…
Всю ту домашнюю работу он делал с удовольствием, удивленно взглядывал на себя со стороны: с чего бы вдруг? Откуда взялась тяга к уюту и бытовой прочности?.. Или бродяжья жизнь опостылела? А может, в крови дремало чувство хозяина и пробудилось в барачном доме, где каждый закуток требовал мужского догляда?..
Теща теперь только похваливала зятя-примака и, ублажая, потчевала убойной самогонкой, чистой, с запахом трав и мяты. Он не отказывался от угощения, принимал с устатку пару стопок на сон грядущий. А пока сон пригрядет, укладывал Верочку. Рассказывал ей, ничего еще не понимавшей, сказки, в которых перемешивал быль и небыль, то, что слышал либо читал в детстве, а что и додумывал.
Томка злилась в такие минуты, говорила, чтобы он не городил чушь и не задуривал дочери мозги. Отгоняла его от качалки. Верочка начинала орать басом, никак не воспринимая материно «баюшки-баю».
Томка изменилась. Пока гуляли, преданно заглядывала в глаза Ивану, послушно исполняла все его желания. А тут покрикивать стала, ровно бы штамп в паспорте и дочь отдали ей супруга в полное владение.
В один ветреный субботний вечер Иван обнаружил, что все в доме переделано-перештопано, и что руки его, привыкшие к инструменту, оказались незанятыми.
Была весна, а вечер насупился не по-весеннему. Иван стоял во дворе и дымил. Томка позвала его ужинать. Но в дом