50 и один шаг назад. Лина Мур
Неожиданно даже для самой себя спрашиваю я, пока домработница протирает телевизор.
– Простите, мисс Пейн, мне нельзя…
– Знаю, но помогите мне, пожалуйста, я хочу знать, против чего бороться. Не скажу ему, обещаю, – перебиваю её и сажусь ровнее.
На лице женщины пробегают различные мысли, она то открывает рот, то закусывает губу, хмурясь и мотая головой.
– Пожалуйста, – настаиваю мягко я, и она глубоко вздыхает, кивая мне. Она проходит и присаживается рядом, теребя в руках тряпочку.
– Да. Я видела, но я не была с ним. Вы спрашиваете, какой он в момент сессии? Он Господин, Мастер. Он очень опытный и хорошо читает язык тела, в наших глазах видит то, что нам принесёт наслаждение. Он жесток. Не разговаривает с нижними, только указывает жестами. Никто не смеет поднять голову, когда проводится сессия. И это заставляет трепетать и ждать от него действий, которые он непременно сделает. Его описать сложно, потому что это надо видеть. Замирает всё, когда он там. Когда он снимает все переживания с себя, и ты боишься его. Но этот страх так возбуждает, что у тебя отключаются все мысли, только желание получить от его руки наказание. Кровь или же ток, возможно, плеть или бандаж. На его лице не отзывается ни один мускул, просто смотрит за рабыней, получающей оргазм, а потом уходит. Он таинственный и опасный, а это так прекрасно для нас. И я всё отдала, чтобы тоже испытать его удары на себе, но место тут мне ещё дороже.
Сглатываю неприятную ревностную горечь внутри. С какой страстью она говорила, с каким почитанием, что мне стало неприятно. Они ведь видят всё это совершенно иначе, нежели я.
– А где это всё проходит? – Выдавливаю из себя.
– Мне надо идти, Шторма привезут в понедельник и его спальня ещё не готова, – Лесли резко подскакивает с места и быстрым шагом выходит, оставляя меня одну.
Убежала.
Страшно. Страшно оттого, что не знаю, какой образ для Ника реальнее. Садист или же он играет в это? Почему наказывает их и не спит с ними? Отвращение? Но зачем тогда он живёт так?
Ничего не понимаю. Никакой логики. Он говорил, чтобы вымещать злость и это наследственное. Возможно, после сессии и этих всех ухищрений испытывает раскаяние, и воспоминания давят на него? Не знаю, но так хочу узнать. Обещала себе, что больше не спрошу его. Если захочет, то сам всё расскажет.
Встаю и, уже не думая ни о чём, ни о каких предупреждениях иду в сторону спальни. Мне необходимо его увидеть, посмотреть в его глубокие глаза и удостовериться, что та жизнь не его. Она чужая. Она будет забыта.
Тихо распахиваю створки и слышу его голос. Стук сердца убыстряется, когда я прохожу к приоткрытой двери, ведущей в его кабинет.
– Нет, Райли, скажи им, что мы высказали свои условия. Они не хотят, то мы ничем им не поможем. Мы и так снизили ставки до восьмидесяти семи процентов, – резкий голос Ника раздаётся по всему пространству, и я улыбаюсь.
Знаю, что это может быть глупо, но я толкаю дверь и прислоняюсь плечом к косяку, замирая при входе.
Ник сидит в кресле