Марлен Дитрих. К. У. Гортнер
нет, – сказала Хильда и засверкала глазами, как человек, обладающий какими-то важными сведениями, в отличие от ее новой подруги. – Но ходили слухи, что кайзер объявляет войну против… – Она сдвинула брови. – Ну, я точно не знаю, против кого, но мой отец служит в пехоте, и на прошлой неделе он написал матери, что его полк мобилизован и война неизбежна.
– А я ничего об этом не слышала, – твердо заявила я, хотя особой уверенности не ощущала.
Да и откуда мне было знать? Если бы война уже разразилась и бушевала на каждой улице за пределами нашей квартиры, моя мать оставалась бы невозмутимо спокойной и глухой ко всему, пока вражеские солдаты не начали бы ломиться в нашу дверь.
Я содрогалась от страха при мысли, что кто-то мог увидеть нас вместе и донести на мадемуазель нашей Schulleiterin, директрисе. Задерживать подопечных после уроков, чтобы исправить какие-то недочеты, было допустимо, но повести ученицу в кофейню и в кино – такое могло послужить поводом для увольнения. Не стала ли я скрытой причиной загадочного исчезновения мадемуазель Бреган?
Если так, я не могла оставаться здесь.
– Tu etwas, – сказала я и, схватив ранец, вскочила на ноги.
Хильда вылупилась на меня с отвисшей челюстью, к ее подбородку прилипли марципановые крошки.
– Куда ты собралась?
– На улицу.
Я начала пересекать школьный двор, но Хильда дернула меня назад за лямку ранца:
– Марлен, ты не можешь уйти. Последний звонок еще не давали. Ворота заперты.
– Dumme Kühe, – выругалась я. – Глупые коровы. Это школа или тюрьма?
– И то и другое, – сказала Хильда, и я вдруг невольно заулыбалась: несмотря на непримечательную внешность, эта девчушка была довольно остроумна. – Но задние ворота никогда не запирают, – продолжила она. – Пожарный инспектор сказал, что их нужно держать открытыми на случай каких-нибудь чрезвычайных происшествий. А так как все здесь… – Она усмехнулась.
Мы вместе прокрались через почти пустое здание школы к задним воротам. Они выходили на пыльную дорогу вдоль заброшенного поля, еще недавно главной достопримечательности Шёнеберга. Теперь на месте, где выращивали картошку и салат, росли новые дома – дешевые строения, предназначенные для той части населения, которая не вместилась в Берлин. Я вспомнила, что говорила мадемуазель о своих устремлениях. Может быть, наше вчерашнее приключение подсказало ей, что надо отбросить осторожность и отправиться в город, названный «самым деловым» в мире?
Дорога вела в боковую улочку, на которой, по словам мадемуазель Бреган, она и жила. Но как только мы ступили на выложенную неровным булыжником мостовую, где развалясь дремали бездомные собаки, а тщедушные дети, сидя на корточках, играли с камушками, сердце у меня упало. Я не видела, чтобы наша беглянка подходила к какому-то конкретному зданию, и понятия не имела, который из этих ветхих домишек, где сдаются внаем меблированные комнаты, – ее.
– Ну что? – спросила Хильда.
Я не могла не восхититься отвагой своей новой приятельницы: она, ни минуты не колеблясь и не испытывая угрызений