Дети Робинзона Крузо. Роман Канушкин
чем дело? – отмахнулся Икс. – Этот кретин чуть не придушил меня.
– Я не об этом. Ты на хрена сплетни разносишь?
– Чего?
– На хрена распространяешь сплетни?! Про ребенка?
– Какие…
– Она закатила истерику! Обещала нас ославить на весь свет. Ты что, сдурел?! Или алкоголь ваще мозгов лишил? Она ж звезда, мать твою!
– Я не разношу никаких сплетен, – устало проговорил Икс. – Я видел-то ее всего два раза в жизни.
– Чего ты мне фигню гонишь?! – дружок-приятель начинал сердиться. – Значит, в Инете посмотрел. Эти ее проблемы с ребенком… На хера всякую лабуду повторять, творец херов? Без этого нельзя было обойтись?
– Послушай… это просто совпадение!
– Да?! А то, что у нас теперь огромные проблемы, это тоже совпадение? Меня отец выеб по самые уши – докатились до бульварщины, до желтых слухов.
– Что я могу тебе сказать, если ты не хочешь мне верить?
Что в действительности Икс мог сказать дружку-приятелю? Про темную линию? Про то, как он увидел? Еще в их первую с Иштар встречу: смутный образ, лилово светившийся в темноте ее страха; но самое главное – сегодня, когда было уже поздно и ничего не исправить.
Это не было сплетней. Это была правда. Та правда, которую теперь знал Икс. Он видел; темные линии не проходят мимо подобных вещей. И ему было очень ее жаль. Потому что у грозной инфернальной дивы некоторое время назад действительно родился ребенок. Мертвый. И копчик его продолжался еще на несколько атавистических позвонков, переходя в хвостик, вполне себе поросячий или крысиный. Уж что за кару придумала себе Иштар, неведомо, но сокровенное ее снов мучительно звало этого ребенка, желая его воскресить, оживить любой ценой, и умыть своим теплом, и согреть своими слезами. Мертвый… С крысиным или поросячьим хвостиком.
А еще Икс знал, что года три назад (может, и поболее), когда еще не было Великой Черной Иштар, а была лишь Маша Баранова из города Дзержинска, где зашкаливали все счетчики Гейгера, а в затонах из рыбьей икры вылуплялись двухголовые мальки, залетевшая Маша решила рожать, невзирая на несносные условия жизни. И тот, первый младенец, также оказался мертворожденным.
Но что из этого Икс мог сказать дружку-приятелю? Что ему очень жаль Баранову Машу? Или что много лет назад у него был друг, который не верил, не принимал силу темных линий и нашего радикального одиночества, – может, потому что был еще ребенком, – и звали его Буддой. И что он, может быть, единственный на всей земле смог бы ее утешить. Взять за руку и утешить эту несчастную бессмысленную Иштар. Да только и его поглотила Тьма, древняя и неувядающая, из материнского лона которой и выходят все темные линии. Его – первым.
– У нас проблемы, граф, – смягчаясь, проговорил дружок-приятель, только Икс услышал его голос оттуда, издалека. – Настаивают на твоем увольнении.
Икс молчал. Затем, никак не прореагировав на последние слова, он произнес:
– Знаешь, я завязываю. Бросаю пить. Все. Точка.
Теперь