Зигзаги Судьбы. Элеонора Мандалян
Б.Ефимова, Савицкого, Малевича, Дейнеку, Иогансона; поэтов и писателей Соколова-Скаля, Демьяна Бедного, Лебедева-Кумача, Маршака, Сергя Михалкова и многих других. (У меня хранится несколько детских книжек, подписанных С. Михалковым – через маму для меня, правда, уже значительно позже, когда я стала взрослой и начала издавать свои первые сказки.) В общей сложности только в московской редакции на Кузнецком над созданием плакатов трудилось 125 художников и 83 писателя и поэта.
Работали в три смены, круглосуточно. Каждый выкладывался по полной. Уже в первый месяц войны ими было выпущено 119 разных плакатов в количестве 7200 штук. А за все годы войны – около полутора тысяч, тиражом свыше 2 миллионов. Предназначались они не столько для жителей тыла, сколько для воюющих, чтобы поднять их боевой дух и поддержать морально. И «Окнам ТАСС» это удалось на все сто. Не случайно их назвали художественным явлением в стране и грозным идеологическим оружием.
Хлесткие, сатирические плакаты проникали на фронт, в подполье, в партизанские отряды и на оккупированные территории разных стран, в том числе и в саму Германию, приводя фашистов в бешенство. Они так досаждали гитлеровскому окружению, рассказывает пресс-секретарь Московского городского совета ветеранов Александр Ушаков, что Геббельс приговорил к смертной казни всех, кто принимал участие в их выпуске. Существовала даже директива высших органов фашистской власти: «Как только будет взята Москва, все, кто работал в «Окнах ТАСС», будут висеть на фонарных столбах»… Получается, что и моя мама, в числе скромных тассовских сотрудников, сражалась с фашистской Германией идеологически, за что была заочно приговорена к смертной казни.
Но оставим патриотизм и пафос в стороне. Тем более, что фашистам так и не удалось войти в Москву, а следовательно – и расправиться с тассовцами.
Все когда-нибудь кончается. Кончилась и эта страшная война. К тому времени мама уже окончательно разочаровалась в моем отце и, когда мне было 5 лет, ушла от него. Насколько я знаю, он очень переживал и неоднократно предпринимал попытки ее вернуть. Так как жилья теперь у мамы не было, администрация ТАСС выдала ей ордер на одну комнату с подселением в двухкомнатной квартире на Садовом кольце – на стыке Зубовской площади и Смоленского бульвара.
Так мама и бабушка вернулись «из изгнания» в Москву. А вместе с ними, разумеется, и я. Наше новое жилье даже близко не стояло с просторными московскими апартаментами деда в Гороховском переулке, с усадьбой в Царицыно или с пятью домами семьи бабушки в Смоленске, с денщиками ее отца и прислугой. Не могу сказать, что они свое прошлое напрочь забыли. Что касается мамы, она-то все это потеряла в раннем детстве. А вот бабушка постоянно что-то вспоминала. Нет, не сравнивала, не сетовала, а просто делилась со мной какими-то эпизодами из своей прошлой жизни.
Квартира (№ 30) на Смоленском бульваре, в доме 3/5, в которую нас подселили, состояла из двух комнат по 14 кв метров, крохотной кухоньки,