Архитектор. Анна Ефименко
уходит в могилу в своей черной рясе, забирая теперь уже навсегда тайну моего происхождения. Худой Хорхе Бургосский, слепец, настоятель, мой любимый отец, суровый аббат, железная дисциплина, голодарь, правитель общины и гроза братии, виноградарь, Хорхе-костлявая рука, Хорхе-стеклянные глаза, наш бессменный глава уходил в могильную яму, и нам оставалось лишь молиться за его душу.
Все ангелы и все волшебники, добрые и злые, зажигали свечи в память о Хорхе, пока я едва держался на ногах в этих кошмарных проводах, а потом полз, полз, распластавшись вертикально по сырой стене, и карабкался вверх, и в итоге дополз до кельи Эда, где проревел всю ночь в его соломенные волосы, свалявшиеся, мокрые, облепившие напряженную голову, которая, тоже бессонная, теперь судорожно просчитывала варианты собственного возвышения в сане.
Если снова наткнусь на перевозбужденного Мигеля в скриптории, то не убегу в Грабен, а обману время, и Хорхе будет вновь живой. Но время невозможно обмануть. Оно, как и пространство, было беспрерывно. Оно принадлежало одному лишь Богу, а значит, могло быть только пережито.
Я похоронил отца – дальше взрослеть было некуда.
Приор вызвал на разговор. Не иначе как поквитаться за сорванный когда-то магический ритуал. Перекрестившись и глубоко вздохнув, я зашел к нему в келью.
– Когда стану аббатом, – начал Эдвард так, словно это был уже решенный вопрос, – то первым делом займусь твоим постригом.
– Но тогда мне придется покинуть монастырь…
– Именно поэтому я так спешу, – приор быстро выглянул в коридор, убеждаясь, что нас никто не слышит. – Чтобы ты не сгнил в этих стенах, как я.
Мой безухий благодетель, как всегда, подстроил все так, что судьба вывела меня на путь истинный. Все складывалось само собой, и, блуждая по лабиринту богоугодной жизни, я вновь выталкивался, выплевывался, выкидывался вон, в безумный мир людских амбиций и грехов, крепко сжимая с руках циркуль и наугольник.
– Эй, Ансельм! – окликнул меня приор, когда я был уже в дверях. – Держи!
Он бросил мне кожаный мешочек, туго набитый золотыми монетами. Поймав его и спрятав за пазухой, я спросил:
– Что это?
– Привет от Хорхе.
Сразу после заутрени, на заре, попросил привратника выпустить меня из монастыря.
– Снова в Грабен? Сколько можно туда бегать?
– Больше нет. Я ухожу в Город. Говорят, там есть цех каменщиков и скульпторов…
– Насовсем?
В ответ я лишь кивнул.
– Ты даже не попрощаешься с братьями?
– Но я ведь даже не попрощался с Хорхе, – едва удалось сдержаться и не расплакаться вновь.
Мальчик замер.
– Ты правда будешь строить дома и замки?
– Если позволят, – я незаметно проверил, на месте ли деньги, нащупав кошель у пояса.
– Бог в помощь, Ансельм. Бог в помощь! – крикнул привратник, закрывая за мной ворота аббатства.
Я побежал вниз. Раз, два, три, побежали-ка