Русские сказки, богатырские, народные. Михаил Чулков
на великое награждение, и опасность, чтобы я от страха не похудела, принудили его меня утешать, уверять в моей безопасности, и содержать иначе, чем невольницу. Но могла ли я полагаться на слова человека, жизнь которого была цепью варварства и кровопролития? Беспокойство мое не умалялось; и я если не избежала опасности: по крайней мере радовалась, избавившись от зверского Злорана. Корабль взял путь к варяжским берегам. Мучительные мысли были мне спутниками всю дорогу. Три дня ветер дул нам благосклонно; а потом началась ужасная буря. Небо задернулось густыми и черными облаками. Море закипело, покрылось седою пеною, и вздымало волны к небесам великими горами. Корабельные снасти затрещали. Свист ветра, и вопли отчаянных корабельщиков, соединяясь вместе, наполняли слух трепетом. Паруса изорвало в лоскутки, и сломило большую мачту. Корабль бросало иногда в воздух, и после погружало среди неимоверных водных бездн. Все лишились надежды и приготовляясь к смерти, ожидали в унынии последнего мгновения. Одна только я меньше всех робела смерти, искав её уже давно, и почитая её концом всех моих бедствий. Страшный девятый вал разбил потом в щепы корабль, и я перепоручая богам дух мой, упала в море в беспамятстве. Не знаю, каким средством избавилась я от потопления; ибо по пришествии в память, увидела себя на берегу, лежащей в пустом месте. Буря тогда уже утихла, и солнечный жар помог мне высушить мое платье. Видя себя избавленною от злодеев, я порадовалась что жива. Желать смерти есть одно отчаяние; а по прошествии его, проходит и желание расставаться с жизнью. Я благодарила небо за избавление, и пошла искать пропитания от плодов земных. Голод мучил меня жестоко; но целый день ходя, не нашла я ничего к насыщению. Место это было забыто самой природой. Песчаное дно его не имело на себе никаких растений. Ночь покрыла меня своею темнотою прежде, чем я нашла убежище к ночлегу. Я шла в робости, которая объяла меня, бывшую одну в пустом месте.
«Праведное небо! – взывала я в тоске моей, – чем навлекла я на себя гнев твой? Какое мое пред тобою преступление, что ты караешь меня столь жестокими казнями? Ты видишь мое сердце, дела мои от тебя не скрыты, как и невинность этого не заслужившая. Но если виновна я: то чем погрешил добродетельный мой родитель, страдающий теперь о моем лишении. О! Возлюбленный мой отец! Каких мук я тебе стою? Любезный царевич! Из-за меня погиб ты! Не знав меня, цвела бы еще красота твоя. Я всему причиною; но заслуживаю ли я казни за это?» – Отягчающие дух мысли заступили место жалоб, и я шла, не ведая сама куда, окруженная печалью и ужасом.
Блеснувший из дали огонь, обратил мой путь туда, откуда происходил луч света. Кто бы там ни жил, размышляла я, пойду к нему. Неужели весь свет наполнен моими злодеями? Жалкое состояние моё конечно его тронет; а хотя и ошибусь то смерть равна, когда я должна здесь погибнуть от голода, или лютых зверей. Через несколько часов, дошла я близко к тому месту, и увидела при отверстии пещеры горящий большой огонь, и при нем сидящих двоих леших[51],
Лешие в древние времена обожествлялись язычниками, будучи почитаемыми ими в качестве лесных полубогов. У славян были они тем же, чем у греков и римлян сатиры. Их представляли покрытых сивой шерстью, с коровьими ногами. Думали, что они откликаются людям в лесу, заводят внутрь чащи, и когда обойдут вокруг человека, тот теряет память, и забывает дорогу. Тогда они, поймав его, давят, жарят на огне и пожирают. Но что поедали они только мужчин, а женщин употребляли для сожительства с собою. Им же отдавали власть над зверями, коих будто бы они по соизволению своему перегоняют из места в место. Впрочем им приписывали и то свойство, что они могут быть невидимы, когда захотят, и переменять рост свой по произволу; то есть вровень с лесом, когда идет по лесам, или вровень с травою, если шествует лугом.