Возвращение мессира. Книга 2-я. Владимир Лисицын
на скамейку. Затем, ОН звякнул, блеснувшей золотом, зажигалкой, и дал прикурить от неё своему спутнику, и сам прикурил.
Так они сидели и молча курили, ловя тихий кайф.
– А у вас есть в своём городе – любимые места? – с лирической задумчивостью спросил Князь тьмы.
– Какие – любимые места? – не понял Голицын.
– Ну, греющие вашу душу, какими-то тёплыми воспоминаниями, и куда бы вам хотелось придти, время от времени? – пояснил ТОТ свой вопрос.
– Нет, – немного подумав, ответил Голицын.
– А у меня вот – есть, – гордо произнёс ОН, указав широким жестом руки на всю округу лежащую перед ними, – благодаря маэстро Булгакову, – задушевно прибавил Мессир, и глубоко вздохнул.
– А «нехорошая» квартира» №50, на Садовой, для вас такое же! место? – поинтересовался Голицын.
– Нет. Туда я не хожу, – коротко, и как отрезал, ответил ТОТ.
– Бросили на произвол судьбы? – поддел его Голицын.
– Нет. Туда Коровьев иногда наведывается, – ответил ОН, не отрываясь от своих радужных мыслей.
– А-а-а, – понимающе протянул ЕГО собеседник. – А как там Азазелло?
– О! – воскликнул Мессир, – у него сейчас много работы.
– Какой работы? – насторожился Голицын.
– За временем надо поспевать. Он же у нас парфюмер, – сказал это князь, и замолчал
– Ну? – не понял собеседник.
– Баранки гну! – весело ответил Князь тьмы, и так же весело захохотал, видимо, обрадовавшись своему удачному весёлому ответу.
– А всё-таки? – тоже посмеиваясь, но, ожидая ответа, сказал Голицын.
– Ну, сейчас же все помешаны на пластических операциях, например. А это тоже его сфера. Надо вникать. Ну, и так далее, и тому подобное, – скучно завывая, объяснял ОН дела своего парфюмера.
Всё это время, Голицын смотрел на Мессира. Но поскольку тот, перед питьём, снял свои зеркальные очки, а лицо его было затенено широкими полями шляпы, то Голицын видел только чёрную воронку на месте лица Мессира.
И вот, в этой чёрной воронке, вдруг ярко засверкал глаз князя!
И всё пространство над прудом и около, и сам пруд – всё засветилось жёлто-оранжевым светом. И всё это жарко пылающее пространство, было ограничено сферой огромного шара. От пруда пошло испарение. И в нагретом колышущемся воздухе, отражаясь в жёлто-оранжевом зеркале водной глади, стали возникать неясные контуры создателя «Мастера» и его героев. Был тут и Коровьев, в своём треснувшем пенсне, вытянувшийся во всю длину диаметра шара; и Азазелло со своим торчащим изо рта клыком. И наглая морда Бегемота, и едущий по рельсам трамвай, и Та, во имя которой всё это творилось Им. А может, это была Маргарита. Кто знает?
Разжижаясь в нагретом воздухе, ОНИ улыбались, подмигивали, и, казалось, приплясывали.
Голицыну стало невыносимо жарко.
Но вот шар, с невыносимою жарою, стал уменьшаться. Он становился всё меньше и меньше, пока, наконец, не стал совсем маленьким, как теннисный мячик. И в таком виде –