Этика Райдера. Алексей Жарков
тунгусский метеорит» талдычили с каждого экрана, с каждой бумажной и электронной страницы разной степени желтушности.
– Кто его знает, – сказал Василь. – Может сегодня просветят.
– Просветят они, – буркнул Печа, засовывая разопревшие от носки сапог ступни в чистые носки. – Если только рентгеном яйца…
– В Сибири ведь, да? – спросил кто-то из глубины раздевалки.
– Что?! – гаркнул Василь.
– Упала эта хрень…
– А. Да. За Мирным, кажись. Читай прессу!
– Хавай кебаб, – добавил под нос Печа. – Жуй пряники.
Они вышли через проходную втроём: Филипп, Василь и Печа. Закурили под козырьком.
– Я пас, мужики, – сказал Печа, работая на опережение.
Василь покачал головой, прищурился, поцокал. Маленький, ссохшийся и желтоватый, он походил на альтернативную версию Соловья-разбойника. Печа живо представлял его на дереве, нахально-пронзительный взгляд, два пальца во рту – свистел Василь так, что грузчики на рампе выпускали из рук рукоятки рохлей.
– Малой, влюбился поди? Что-то ты часто «пас» стал. Утро без стакана только романтики встречают и те, кто на больничном.
– Я после вашего стакана – только на следующий день встаю, – попытался отшутиться парень. – Да и с пацанами вечером словиться хочу.
– А со стариками, значится, западло?
– Да что вы…
Мудрый и седовласый Филипп как всегда смущённо улыбался. С высоты лет и роста.
– Я, Вась, тоже не пойду.
Василь сплюнул чинарь в урну, не попал.
– А вот от тебя, Филипп Дмитриевич, я такой подлянки не ожидал. Тем более в такой сложный для страны момент.
– Моя на дачу хотела… – тихо сказал Филипп.
– О, тих-тих-тих… А вот это удар по яйцам. Мне. И по самолюбию. Тебе, Филипп. – Василь повернулся к Пече, во рту слюнявилась новая самокрутка. – Запомни, малой, никогда женой, если ума не хватит холостым остаться, не прикрывайся.
– Понял, батьку, – весело сказал Печа. Чёрт его разберёт этого Василя, где он серьёзен, а где дурня лепит. Возможно, имела место золотая середина, как и общий уровень жизни маленьких городков – то ли плакать, то ли смеяться. А лучше – кивать, опустив глаза. Как Филипп.
Он попрощался со слесарями и рванул в сторону остановки. Лобастый автобус с матовым передом и чешуёй солнечных батарей на крыше двигался по огороженной полосе – людям всегда нравилось водить, непредсказуемо, эмоциями, проблемами, торжеством, без рук. Беспилотный транспорт, полностью доверившись лазерам, бамперным сенсорам и считывающим знаки, дорожные метки и светофоры камерам, плавно свернул под навес остановки.
Душный нижний этаж пустовал, на втором прильнули к стеклу усталые лица. Пасмурный день вынудил автобус надолго присосаться к остановочным розеткам, и у пассажиров было несколько минут, чтобы поскучать, поглазеть на серые фасады комбината и ползущие по стеклянным рампам электрокары.
Когда Печа обернулся,