Три сестры со своими молитвами. Олег Сергеевич Павлов
обыкновенной «панельки». На пятом этаже я увидел заветное число на двери квартиры. Я снова занервничал, прежде, чем вставить ключ в замок. Но сомневаться было поздно, и я воткнул его, а затем повернул, дверь отперлась.
Я попал в квартиру, света не было. И я, включив фонарь, прошел в коридор. На полу все было красного цвета, от запекшейся крови. Словно туда ее лили как краску. Справа была кухня, слева зал, а прямо – небольшая спальная. Я пошел в зал. Я знал планировку таких квартир. В зале стояла кровать, кровь была и на простынях, и на стенах, по пояс, как он и говорил. В левом углу был телевизор, на нем тоже была струя крови. Справа вдоль стены стоял большой сервант, забитый разными книгами. Выглядело это, кончено, жутко. Я увидел то самое окно, о котором он рассказывал. Там и, правда, были крепкие шпингалеты. В тот момент мне стало не по себе, я немного испугался, что ли, и вышел почему-то сразу в кухню. Там я осмотрел небольшой столик, заляпанный кровью, на полу валялся карандаш. Я представил ту картину, когда он стоял тут с бабушкой и его мама рисовал что-то. Потом я пошел в спальную. Там были две кровати, видимо на них спали бабуля и его мама, а раньше, наверное, спал его отец. Сейчас кровати не стояли вместе – они были около разных стен. Слева я увидел старый деревянный шифоньер. А напротив меня был выход на балкон. Я не пошел на него, просто выглянул туда – старенький, не остекленный балкон. Около входа тумбочки, на них фотографии. На одной мужчина с женщиной и ребенком, вероятно родители с Анатолием, а на другой, бабуля, уже пожилая с его же мамой. Рамки были в крови, я вытащил фотографии, чтобы передать ему. И еще раз на свету от фонаря глянул на ту, где был его отец. Крепкий мужчина с усами и кудрявыми густыми волосами, одет был в спортивную кофту советского образца, а горло у нее было расстегнуто. Он держал малыша на руках, и на шее мужчины я увидел не совсем обычный амулет. Это был не крестик, а нечто, похожее на восьмиконечную звезду. Это выглядело странновато для мужчины в советском союзе. Но видимо, это что-то значило для него. Я еще раз заглянул в зал, чтобы проверить, закрыто ли окно, которое я не открывал. И осветив комнату фонарем, увидел, что закрыто.
Я уже собрался выходить, как заметил, что на одной из книг изображена такая же звезда, как на груди у его отца. Я подошел ближе, достал ее с полки и понял, что это не книга, а дневник.
Домой я попал ближе к часу ночи. Сил не было, я очень хотел спать, полторы сотни километров в дождливую погоду все-таки меня добили. Но дневник вызывал интереса больше, чем сон. Я перекусил, заварил кофе покрепче, сел на кухне, закурил сигарету и начал читать.
Утром я проснулся от того, что за окном шумели машины, окна моей кухни выходили на одну из центральных улиц в нашем городе. Я понял, что так и уснул с включенным светом на кухонном столе. Рядом лежал дневник. Я глянул на часы – был полдень. Я пожарил себе яичницу посытнее, добавил майонеза на хлеб, покрошил колбасы и перекусил. Затем после бодрящего душа, не бритый, вышел, сел в машину и поехал в клинику к Сергееву. Теперь мне было, что рассказать ему, а еще я хотел узнать, чем все закончилось в его истории.
На