Звездный огонь. Владимир Серебряков
знаю, что я надеялся увидеть. Поселения на Габриэле жались к источникам воды, к спускающимся в сухие ложа древних морей ледникам. На континентальных плоскогорьях даже лишайники не росли – марсианская пустыня иззавидуется. И хотя мы находились, по всей видимости, на бывшем шельфе, вблизи города, а значит – недалеко от моря, унылый пейзаж не нарушала ни травинка, ни кактус. Небо было неопределенного цвета; при попытке поднять взгляд кибер-контроллер закрывал мне зрачки, тревожа неслышным для окружающих алярменным воем. Наверное, оно было голубое, потому что над самым горизонтом плыла, искрясь, синеватая мгла – это ветер нес соляную пыль. Хотя по работе мне приходилось бывать на самых разных планетах – пожалуй, я обошел четверть Доминиона, – столь удручающего зрелища мне не попадалось даже на каторжном Аверне. Там низкое небо подметали древовидные лишайники, плескалась в лужах какая-то мелочь… Здесь – пусто. Мертвая пустыня умирающей планеты.
Планетографическая история Габриэля была печальна и небогата событиями. Планета сделалась, по сути дела, заложницей собственного орбитального положения.
Когда б не споры Аррениуса, все шло бы прекрасно. Четвертый мирок бешеной звезды класса F располагался от нее слишком далеко, чтобы с заметной скоростью терять водород (как это происходило на Самаэле, изрядно схожем с нашей Венерой), и платил за это низкой, по сравнению с Землей, средней температурой, но парниковый эффект не давал Габриэлю вымерзнуть. Так было до тех пор, пока на планете не появилась жизнь.
Органические осадочные породы – очень эффективный способ связывать лишний углерод. Содержание углекислоты в атмосфере планеты неуклонно снижалось, хотя происходило это медленно даже по меркам геологическим. Будь Габриэль немного потяжелее или поплотнее, запас энергии в его ядре позволил бы перемалывать осадки чуть более эффективно, противодействуя карбонат-силикатному циклу. А так планета все глубже погружалась в ледниковый период, хотя на экваторе жизнь процветала. Так было до тех пор, пока температура в сердце расползшихся до шестидесятой параллели полярных шапок не понизилась до температуры вымерзания двуокиси углерода.
Дальнейшее, как и любой процесс с положительной обратной связью, произошло очень быстро. По мере вымерзания углекислоты парниковый эффект слабел, и температура понижалась – а углекислота вымерзала еще быстрее. Влага из атмосферы оседала на полюсах, но окраины ледовых щитов не таяли. Уровень морей понижался, покуда то, что осталось в опустевших котловинах, не стало напоминать скорее рапу, полную соляной шуги.
Планета пыталась сопротивляться. Давление полярных шапок прогибало, корежило кору, заставляя извергаться вулканы, но выброшенная в атмосферу углекислота очень быстро оказывалась связана на полюсах. За считаные сотни тысячелетий Габриэль приобрел нынешний вид, и никакие спазмы атрофичного орогенеза уже не могли поколебать сложившегося равновесия.
Поразительно,