Претерпевшие до конца. Том 1. Елена Владимировна Семёнова
мечтал. А ведь только-только начало всё устаканиваться! А война… Мы уже видели, к чему привела она в пятом… – Алексей Васильевич хрустнул пальцами. – Неужели этих пустоголовых там ничего не учит? С семидесятых годов прошлого столетия, если не раньше, вся эта бесовская стая ждёт войны, зная, что она принесёт им власть. Ждёт, не таясь. Заявляя прямо. А дураки в высоких ведомствах словно не слышат того! Грезят о маленькой победоносной, хотя подлинно победоносных мы уже целый век не знавали. В пятом году Бог ещё потерпел грехам и глупости, ещё подал горемычным последний шанс… И вот его-то теперь готовы отмести! Сорвать печать последнюю… А вокруг все словно бы и не замечают, у края какой бездны мы стоим.
Надёжин отбросил газету, глубоко вздохнул.
– Простите, Марочка… Вы, должно быть, устали? Много ли было больных?
– Больных – нет. А всё больше скучающих, – Мария присела на лавку. – Знаете, Родя, кажется, влюблён.
– В самом деле? А отчего вы так печально говорите об этом? Или его чувство не взаимно?
– Взаимно. Увы.
– Увы?
– Это Аглая. Игната-плотника дочка.
– Ах, вот оно что… – протянул Алексей Васильевич. – Что ж… Вы знаете, Марочка, я человек консервативный, но, ей-Богу, эти сословные строгости – по-моему, чистой воды атавизм.
– Хорошо, что вас не слышит Николай. Он не допустит неравного брака.
– Не допустит? – Надёжин чуть усмехнулся. – Милая Марочка, даже в стародавние времена любящие сердца изыскивали возможность соединиться. Маленькая церковка, попик… А потом – перед родителями на коленки.
– Вас ли я слышу? – улыбнулась Мария. – А как же почитание отца и матери?
– Грешен! – развёл руками Алексей Васильевич. – Но не велик этот грех, если только настоящее чувство на него толкнуло. Дальнейшая честная супружеская жизнь его изгладит. И к тому же не хочу быть лицемером. Если бы мой покойный батюшка запрещал мне жениться на Сонечке, я бы взял грех на душу. Потом бы, конечно, мы с нею покаялись, поговели… Нет, надо быть честными перед самими собой. И не осуждать ближних за то, в чём могли бы провиниться сами. Хотя бы за это не осуждать. Я вам откровенно скажу, Марочка, что, более того, если бы эти дети пришли ко мне и попросили моей помощи, то я бы им не отказал.
– Всё с вами ясно, вы скрытый либерал, – пошутила Мария.
– В наш проклятый век во всё мешается политика! Ну, а вы?
– Что?
– Вы, смиренная и богомольная милосердная сестра, как бы поступили, приди они к вам?
Мария опустила глаза. И ответила, не раздумывая:
– Помогла бы…
Как бы иначе… Зная, какая это боль не иметь возможности соединиться с тем, кого любишь, не помочь страждущим так же? Может быть, ко греху большему подтолкнуть их?
– Помогла бы… – повторила тихо. – Христианство – не набор мёртвых правил… А жизнь… А жизнь нельзя измерить шкалой догматов… Такой шкалой, если использовать бессмысленно, убить можно…
– Вот, – кивнул Надёжин. – Христианство – не закон