Бабий дом. Анатолий Курчаткин
боится. Пришлось самой действовать.
– Это который же? Миша?
– Он, ага. Жалко, ты его не видела, когда мы в театр ходили. На сегодня тоже куда-то достал. Часов так около шести зайдет. Будешь?
– А точно зайдет?
– Как собачка прибежит!
– Как собачка? – Лида засмеялась. – Ох, Анька…
Договорить она не сумела – дверь другой комнаты с шумом растворилась, и оттуда с судном в руках вышла мать.
– Что, все еще здесь? – прямо с порога сердито заговорила она. – Будете потом опаздывать, от умывальника друг друга пихать. Ты-то уж не ребенок ведь! – добавила она, обращаясь к Лиде.
– И я – тоже! – с упрямством в голосе проговорила Аня, глядя на мать.
– Да, мама! – как вспомнив, с поспешностью сказала Лида, в общем-то и в самом деле вспомнив, но вовсе не потому торопясь, что боялась забыть, а чтобы не дать матери с сестрой сцепиться в ссоре. – У меня вчера из головы вылетело… я ведь слесаря вызвала, придет сегодня.
Нина Елизаровна не была в состоянии так вот сразу понять, о чем речь.
– Какого слесаря? – недоуменно спросила она.
– Обыкновенного. Раковину, наконец, нужно установить? Не для мебели же мы купили ее. Целый месяц уже торчит здесь.
До Нины Елизаровны дошло.
– А, ну да. Все некогда… забываю. Молодец. Ну-ка пропустите меня.
Неся перед собой судно на вытянутых руках, она прошла между дочерьми в прихожую, и те, едва пропустив ее, обе одновременно бросились к двери, каждая пытаясь проскочить первой. Ни той, ни другой это не удавалось, и Аня ради победы прибегла к излюбленному девчачьему силовому приему – ухватила сестру сквозь тонкую материю ночной рубашки за кожу на ребрах, защемила ее между пальцами.
– Ай! – взвизгнула Лида. – Анька, не щиплись! – Проход она, несмотря на примененный к ней силовой прием, не освободила.
– Так мне на пять минут раньше выходить! – продолжая, щипать сестру, объясняющее заверещала Аня.
– А мне дольше у зеркала стоять!
– Нечего стоять, и так еще ничего девушка, без всякой краски…
Но Лиде в конце концов удалось все-таки проскочить вперед, и Аня с обиженным видом потащилась обратно к раскладушке убирать ее.
– Издеваются все над младшей, – громко, чтобы быть услышанной, проговорила она. Она еще не остыла от схватки, ей нужно было хотя бы словесно компенсировать свой проигрыш.
Из туалета донесся ревущий звук спускаемой в унитаз воды, и спустя мгновение в комнате с опорожненным судном в руках появилась мать.
– На, отнеси к бабушке, – подала она судно Ане.
– Я раскладушку убираю, – протискиваясь мимо матери со свернутым одеялом к платяному шкафу, сказала Аня. Открыла шкаф, положила одеяло и пошла обратно к раскладушке.
Нина Елизаровна заступила ей путь.
– Я тебя прошу.
– А тебе самой трудно?
– Мне не трудно. Но я хочу, чтобы это ты сделала. Это даже не выносить. Просто занести.
Аня стояла вплотную к матери, чувствуя сквозь легкую материю пижамы, как складки ночной рубашки матери касаются