Боевой джинн. Данияр Каримов
у меня Марьи, – притворно вздохнула Яна. – Кощей забрал!
– Что же мне делать? – опустил голову Иван.
– Смерть Кощееву искать, дуралей, – съязвила Яга. – В яйце. А яйцо то в ларце. Сказок не слыхал?
– Так то ж сказки. А настоящий Кощей, поди, бессмертный.
– Ну и возвращайся домой без Марьи, – отрезала Яга. – И матьчасть подучи по смертушке Кощеевой. А сюда приходить не смей, и дорогу забудь! Разгулялись тут добры молодцы, покоя старухе не дают. Совсем страх потеряли!
Яна спряталась за занавеску, откуда наблюдала за тем, как Иван, понурив голову, взял под уздцы коня верного, да поплелся в лес. Ей даже стало горе-ухажера немного жалко, но она быстро отогнала от себя эти мысли. Прав был Кощей. Не достоин ее Иван. Дурак ведь, хоть и не признается.
Кощей – легок на помине – нарисовался на пороге избы с букетом полевых цветов. И непонятно было, то ли он их Яне хочет подарить, то ли возложить к столу – за долгие чудесные вечера. Душой Бессмертный был радостен, но похмельным челом – в печали, всем видом показывая, что забирает Ягу не по прихоти своей, а исключительно по служебной необходимости. Играл он отвратительно, и Яне думалось, что из театра такого бы метлами погнали, а потом бы и сцену святой водой окропили – чтоб никогда не возвращался. Для вида она пофыркала, но быстро покидала в рюкзак нужные вещички и активировала в избе электронный замок. Проникнуть в жилище теперь можно было лишь по кодовой фразе.
– По щучьему веленью, – сказала Яна избе, ломая сказочные стереотипы. Изба качнулась, поднялась высоко на опорах, и закрыла намертво ставни и дверь. Взломать ее мог только лазерный резак, каковым на Руси еще не обзавелись.
Послышался свист. У бабьей избушки приземлился Горыныч.
– Карета подана, господа пассажиры. Употреблять спиртные напитки на борту можно и нужно, но только купленные в нашем дьюти фри.
– Хохмач напалмовый, – съязвил Кощей. – Что у тебя, кроме спирта, есть?
– Мед, – заулыбался Горыныч.
– Никак пасеку спалил, окаянный? – спросила Яна.
– Никак нет, многоуважаемая Яга, – ответствовал Змий. – Нашел. У деревеньки, над которой пролетал, и нашел. Честное слово – ящером клянусь.
– Мародер, – сказал Яна.
– Старушенция! – парировал Горыныч.
– Хватит вам, – простонал Кощей. – У меня голова трещит. Давай, Горыныч, медовуху.
– Пить меньше надо, – напомнила Яна.
– Или похмеляться правильно, – не согласился с ней Горыныч и подмигнул Кощею. Раз, мол, я Змий, то чем не искуситель?
– Тьфу на вас, – сказал Кощей и приложился к протянутому Змием бутылю. Искушение опохмельем было ему не по силам. – Отчаливаем.
В полете Горыныч беззлобно переругивался с Ягой, и им было весело, а Кощей, все еще бледненький с перепоя, зверел. Он плевался и ругался матом – много, искренне, сочно, многоэтажно. Яна даже заслушалась. Не став историком, Кощей нашел бы себя в филологии, уж больно хорошо излагал подлец свои мысли. Но по мере наполнения бессмертного организма