Золотой день. Яна Темиз
было скорее заканчивать этот разговор: вот-вот проснется малыш и потребует внимания. А на золотой день придется сходить, это ясно, а то мать ей потом долго этого не забудет. Может, и к лучшему: там можно с тетей Гюзель поговорить. Пожалуй, и посоветоваться кое о чем. Если удастся уединиться. Или не стоит?.. До завтра надо решить. – Я заеду за тобой. Во сколько надо быть там?
– Часам к пяти, – обрадовалась Джан.
В конце концов, получилось: такси не многим хуже собственной машины, и внука удастся продемонстрировать, и благополучную замужнюю дочь. У Семры и Софии дочери старше, но Шейда до сих пор не замужем, а у Лейлы нет детей, да и вряд ли будут: она так серьезно относится к учебе в консерватории и оперной карьере, ей не до беременности и кормления. А так недолго и мужа потерять. Словом, Илайда на их фоне вполне, очень даже…
– Только оденься понаряднее, – бессознательное недовольство дочерью снова высунуло свой нос, – и… и знаешь что? Ты ведь все равно его не носишь, это колье, и оно не в твоем стиле, скорее для женщины постарше…
– Хорошо, мам, я принесу, – с ходу отметя все надуманные оправдания матери, Илайда усмехнулась и посмотрела на себя в зеркало.
Короткая модная стрижка, меллированные волосы, светло-карие, не такие красивые, как хотелось бы (а кому, спрашивается? мамочке?), глаза, – надо, что ли, губы подкрасить. А золотое колье с крупными сапфирами и правда не подходит ни к ее одежде, ни к маленькой худощавой фигурке. Хоть Энвер и говорит, что настоящие драгоценности к лицу любой женщине. Но это ведь только потому, что он терпеть не может тещу, и ему неприятно, что она время от времени одалживает его подарки.
«Ты можешь ей сказать: я не дам тебе это кольцо – и все? Или свали на меня, скажи: муж не разрешает. Ну, не хочу я, чтобы она носила твои вещи! Понятно, что им ничего не сделается, но мне обидно и противно. И, между прочим, я где-то читал, что у драгоценных камней должен быть постоянный хозяин, тогда их аура ему помогает, а ты даешь их носить кому попало, и их связь с тобой, хозяйкой, разрушается. И вообще, зачем ей это надо? Они же у тебя, как я понимаю, не бедствуют…»
Как он понимает! А что он понимает? Кто и когда мог понять, что происходит в другой, пусть даже хорошо знакомой семье? Илайда вовсе не пыталась что-то скрыть от мужа, но он все равно не мог понять, какие проблемы терзают его единственную и неповторимую душечку-тещу, которую почему-то обожают все ее подруги и которую ему, видимо, никогда не удастся полюбить. Как могла Илайда, сама не разделявшая забот матери, внушить мужу понимание, например, того, что раз в месяц госпоже Джан жизненно необходимо не просто надеть на себя все имеющиеся в наличии драгоценности, а непременно менять их, добавляя что-то новое? Что благополучие ее родителей весьма относительно и держится на умении матери всячески его демонстрировать? Что содержание ее великовозрастного братца наверняка обходится недешево, а он, если и зарабатывает, то отнюдь не спешит облегчать жизнь родителям и возвращать долги?
Первое время