Беседы шалопаев или золотые семидесятые. Игорь Отчик
и пучок подвядшего зеленого лука дополняли нехитрый натюрморт. Это был явно не завтрак аристократа. Еще больше я был поражен, когда понял, что писатель хлебает некую тюрю из кусков хлеба и лука, залитую водкой. Вот это народность!
«Приятного аппетита. А можно поговорить с Н. Рубиновым?» − спросил я. «Привет! Садись рядом!» − как-то совсем по-чапаевски ответил хозяин. Я присел на стул несколько поодаль от стола. «Мурцовку будешь?». Я вежливо отказался. «Напрасно. Исконно русская еда. А ежли ты насчет романа, так его сейчас нет. Весь роздал людям. Читают…» − веско добавил он, доедая свой экзотический ужин. «Мне главное − что народ скажет. А не эти говнюки-критики» − презрительно поморщился он и отставил пустую тарелку на тумбочку. После этого навел порядок на столе, смахнув крошки на пол, и жестом пригласил меня поближе: «Выпить хошь? Обратно, зря. Нет, паря, водочка-то оно вернее будет. Я эту южную кислятину не люблю. Особливо белую − моча мочой». «Моча молодого поросяти. На третьем месяце беременности» − уточнил он и рассмеялся. «Не будешь? Ну, как хочешь» − он оторвал кусок газеты, скрутил из нее затычку, аккуратно укупорил бутылку и поставил в тумбочку. «Ну, что ж − давай знакомиться, раз пришел. Николай. Закуривай» − достал он пачку «Беломора». «И не куришь? Больной, что ли? Нет? Значит, не служил. В армии хошь − не хошь, а закуришь. Перекур для кого? Для тех, кто курит. Остальные копают. От забора и до обеда» − рассмеялся он. «А есть еще такой анекдот: «– Рядовой Петров, возьмите лом и подметите плац. − Товарищ старшина, разрешите взять метлу − так будет и чисто, и быстро. − Мне не надо, чтобы чисто, и не надо, чтобы быстро − мне надо, чтобы ты задолбался!». Он снова захохотал и с удовольствием затянулся. Крепкий запах «Беломора» несколько облагородил суровую атмосферу комнаты. «Здоровье бережешь? Ну, давай-давай! Кто не курить и не пьеть, тот здоровеньким помреть» − тепло пошутил он. Народность его речи выражалась также в полном игнорировании рода существительных: «Кино хреновая!».
«Как я начинал писать? Не сразу. Поначалу сомневался. Все думал − куда мне до большой литературы! А потом понял: не боги горшки обжигают. Есенин особенно помог − народный поэт! Придал силы. Толстой и Горький тоже в народ ходили. Да и кому жизнь-матушку знать, как не нам? Кто от сохи, от станка, от трансформатора. Сам-то я тут электриком. Пока на литературный Олимп не залез, по столбам лажу» − пошутил он. «Да, сверху оно виднее. Хоть и на столбе сижу, а от земли не отрываюсь. Как эти зажравшиеся «письменники». Я всегда с народом, в гуще жизни. С людьми общаюсь, приглядываюсь, прислушиваюсь. Сильно обогащает. Отгадай загадку: с когтями, а не птица − летит и матерится. Ни в жисть не угадаешь! Электрик со столба упал!» − расхохотался он. «Ты-то сам, инженер, поди? Можешь не отвечать − и так видно. А я инженер человеческих душ. Это покруче будет. Я каждого насквозь вижу. Мне палец в рот не клади − враз откушу! Что, испугался?» − народный писатель явно находился в хорошем расположении духа. «А я тоже в институт было поступил, в экономический. После армии, по направлению.