Доктор Смерть. Виктория Дьякова
В бликах угасающего дня Маренн заметила лик Богородицы, сохранившийся на одной из стен. Она подошла поближе. Поблекшее лицо Богоматери было спокойно и невозмутимо. Оно напомнило лик мадонны на фресках в Риме и Милане. Где-то рядом послышался вздох. Маренн инстинктивно схватилась за кобуру, оглянулась – никого не было. Может быть, ей показалось? Может быть, это ветер прошелестел в окнах или снова пролетела птица? Она почти успокоилась, когда, присмотревшись, заметила в самом дальнем углу сидящего на корточках человека. Он не шевелился. Как он здесь оказался?
Вынув пистолет из кобуры – на всякий случай – Маренн подошла к нему. Он не поднял головы, и даже не пошевелился. Он так и сидел, прислонившись спиной к стене, обхватив руками колени, с низко склоненной головой, весь закутанный в черное. Только подойдя совсем близко к нему, Маренн увидела, что он очень стар. Из-под черной шапки виднелись длинные пряди волос, не просто седых – белых, точно снег за окном. Она тронула его за плечо.
– Вы замерзли? – спросила по-немецки, отдавая отчет, что он может и не понять ее. – Вам плохо? Вы больны?
Он поднял голову, взглянув на нее. Худое, осунувшееся лицо оказалось желтым и сухим, как старинный пергамент, и сплошь испещрено морщинами. Его окаймляла длинная борода, такая же белая, как и волосы под шапкой. Глаза, спрятанные под кустистыми седыми бровями, казалось, совершенно выцвели от старости. Увидев ее форму, он не испугался. Некоторое время молча смотрел, потом спросил, к удивлению Маренн по-немецки:
– Вы пришли? Я знал, что вы придете. Антихрист грядет. Он близко. Второй всадник на рыжем коне пришел, он сеет смерть и горе. За ним недалеко и третий, и четвертый. Уже видно зарево их деяний. Все они следуют за злом.
– Вы знаете немецкий? – Маренн растерялась. – Кто вы? Учитель?
– Я здешний священник, бывший. Немецкий когда-то учил, читал книги.
– Священник? – Маренн убрала пистолет в кобуру и присела рядом со старцем.
– Впрочем, и учителем меня тоже можно назвать, – морщины на сухом, изможденном лице старца дрогнули, губы растянулись в едва различимой улыбке. – У нас когда-то была школа. Сюда ходили местные детишки. Теперь вот даже крыши нет, – он поднял голову к темному вечернему небу над собой. – Господь карает Россию за грехи. Он посылает на Русь чужеземцев, чтоб она прозрела, но она слепа…
– А как разрушили этот храм? – спросила Маренн. – Попала бомба или артобстрел?
– Его разрушили давно, – священник горько покачал головой. – Еще до войны. Задолго. Когда-то до революции у нас был большой приход. Из соседних селений стекался люд. Много образов замоленных, сам государь Николай Александрович с семейством почтил нас приездом. А уж как революция свершилась, все покатилось кувырком. Те же ребятишки, которых учил здесь, прибежали тащить отсюда все. Мол, какие-то военные люди с наганами сказали им, будто бога нет, церковь закрывается, религия отменяется,