Дикий пляж (сборник). Сухбат Афлатуни
от налипших колосьев, пропела:
– То-шненько!
Лицо к луне, так что ее дурная болезнь видна до последней язвинки.
Отец Елисей набрал воздуха и ничего не сказал.
Только теперь почувствовал в руке Нитше, с которым, видно, вышел.
– Вот… Слушайте! – распахнул, быстро найдя нужное. – Слушайте!
Вознес к луне палец:
– «Не лучше ли попасть в руки убийцы, чем в мечты похотливой женщины? И посмотрите на этих мужчин: они не знают ничего лучшего на земле, как лежать с женщиной! Грязь на дне их души; и горе, если у грязи есть еще дух!»
Голос ему вернулся и звучал, как труба.
Перелистнул, комкая страницы:
– Вот… «И повиноваться должна женщина, и найти глубину к своей поверхности. Поверхность – душа женщины, подвижная бурная пленка на мелкой воде! Но душа… Но душа мужчины глубока, ее бурный поток шумит в подземных пещерах! Женщина чует его силу… Но не понимает ее…»
– Тошненько!
От шепота ее пахло сартовским насваем, дымом и пылью.
Выпутав последний колосок, Мария поднесла его к щеке отца Елисея и пощекотала…
Он проснулся в одежде.
Вокруг была гостевая комната, в окне угадывалось утро. Лампа горела, но бледно и бессмысленно.
Подошел к столу, постоял.
Письменный прибор, бумага с отчетом. Нитше. «Ты идешь к женщинам? Не забудь плетку!» Это подчеркнуто.
Молитвенное правило читал дольше обычного.
Освежив лицо водою, вышел во двор. От лунных безобразий не осталось и следа; земля была полита и обласкана солнцем.
За трапезой спросили, хорошо ли он спал.
«Здесь воздух все хвалят», – заметила матушка Лидия в очках.
Он спросил о сестрах.
Оказалось, ночью у одной из них, Марии, произошел припадок.
После завтрака отец Елисей гулял. Глянул на сестрины окна. Тишина.
Прошел огороды, преодолел разросшуюся смородину, скотный двор.
Остановился.
Вчерашнее место было перед ним – солнечное и покойное. Летали насекомые. Прошел, отыскивая следы, подобрал пару сухих колосков. Присел на сваленное дерево.
Наклонился, поднял.
Плетка.
Повертел в руках. «Найти глубину в своей поверхности…»
Сочно гудят пчелы, в самое ухо.
Резко и неумело хлестнул по ветвям. Дерево вздрогнуло, посыпался мусор.
Замахнулся еще раз, но не стал. Зашагал прочь, вскидывая руки.
Приношу благодарность настоятельнице монастыря игуменье Лидии, давшей приют этим несчастным. Она ласкала, советовала, приобретением одежды, обуви и белья много ободрила их. Но не можем умолчать и о том, как через этих пришлых епитимиец нарушается порядок дисциплины в монастыре, совершается поношение монастырю, неудобство родового процесса, циничные угрозы удавиться или отравиться!
Выдворять бы русских незаконножительствующих девиц в европейскую Россию, тем пресечь соблазн и лишить возможности сблизиться с соблазнителями-сартами на выходе из монастыря