Два Генриха. Владимир Москалев
ты предпочла копье, а монашеской рясе – кольчугу? Почему?
– Во мне живет дух рыцаря, а не монаха. Я не желаю давать никаких обетов и менять мирскую одежду на поповскую. Я не фанатична и не лицемерна – именно такие личности, с одной стороны, живут в монастырях. С другой стороны, монастырь – это тюрьма, куда водворяют тех, кого общество выбросило за борт. Со мной такие номера не проходят, я сама выброшу кого угодно, пусть даже то будет архиепископ или сам папа римский. Бог сказал: «Не служи никому, кроме Меня». И монахи свято блюдут эту заповедь. А я не желаю махать кадилом, если могу рубить мечом! Я не хочу благоговейно целовать распятие, если моя рука крепко держит копье!
– Что ж, неудивительно, – оглядел Ноэль с головы до ног несостоявшуюся монахиню. – Для такого роста и плеч двери монастырских келий слишком узки, а в самой келье ты просто задохнулась бы. К тому же ты, бесспорно, сильна. Куда деть силу в монастыре?
– Уйти я решила после того, как к нам однажды забрели два рыцаря. Будет время, расскажу об этом. А что сила во мне недюжинная, я поняла, когда одному канонику вздумалось обрушить на меня изречения Христа из Нагорной проповеди, а потом пугать муками ада за несоблюдение божьих заповедей. Я сказала ему, чтобы замолчал и убирался вон, не то я вышвырну его за дверь. Но он замахал распятием, желая заставить меня, как дочь аббатисы, заниматься вопросами богословия, признавать всевозможные таинства и формулы, участвовать в нелепых обрядах. Недолго думая, я схватила его одной рукой за шиворот, другой за ногу и вышвырнула в окно. Бедняге не повезло: мало того, что он поранился об оконные рамы, его еще угораздило упасть прямо на ограду, а она в монастыре из металлических прутьев. Как копья, воткнутые в землю тупым концом, остриями своими они смотрят в небо. Услышав крик, я выглянула в оконный проем. Всё было кончено в одно мгновение. Несчастный каноник корчился в муках сразу на трех прутьях.
Мать, узнав, пришла в ужас. Хотела меня спрятать, да выдали однокашницы, я ведь тогда училась в монастырской школе, прошла весь курс наук, все семь свободных искусств постигла. Епископ рассвирепел, грозил предать меня смертной казни. Я смотрела на него, слушала и думала о том, что мне ничего не стоит задушить его двумя пальцами, как котенка. Маленький, тщедушный, крысиная морда с выпученными глазами. Ну, а рука у меня – сам видишь – одна ладонь с его голову. Но не хватало еще второго убийства! И без того на мою мать стали недобро поглядывать, а уж на меня-то… Словом, едва не сгноили в тюрьме. Спас герцог. Сунул епископу горсть безделушек, тот и замолчал. А герцог взял меня к себе. Спросил, чего бы я хотела? Услышав ответ, кивнул и сказал, смеясь: «Я знал, что ты хочешь стать воином. Всё остальное не для твоих рук». И он научил меня всему. Так я стала рыцарем.
– Куда же ты направляешься сейчас? – поинтересовался Ноэль. – Я еду в Туль. Может, и тебя герцог послал туда с каким-нибудь поручением?
– Нет, – ответила Агнес, – моя мать приказала мне ехать в Мец. Умерла Аделаида Лотарингская; они с матерью крепко дружили. Так что я направляюсь на похороны. Впрочем, теперь мне придется поклониться лишь могиле, которую я