Елизавета Петровна. Наследница петровских времен. Константин Писаренко
высылкой за границу. Чем «жаловали» русских фрондеров за неосторожные высказывания, все видели на примере Румянцева, Ягужинского и Долгорукова. Впрочем, российские хронисты и до воцарения грозной Анны Иоанновны не слишком доверяли дневникам и письмам свои мысли о текущем политическом моменте. О всеобщем осуждении бесстыдства цесаревны Елизаветы в 1728 г. мы, опять же, знаем благодаря иностранным дипломатам, менее скованным самоцензурой.
Чтобы понять, как действительно относился высший слой русского общества к Елизавете Петровне в эпоху «бироновщины», достаточно взглянуть на состав первого правительства императрицы Елизаветы Петровны: все русские выдвиженцы Анны Иоанновны сохранили занимаемые посты: и А.И. Ушаков (Тайная канцелярия), и Н.Ф. Головин (Адмиралтейская коллегия), и А.М. Черкасский (Иностранная коллегия), и Н.Ю. Трубецкой (генерал-прокурор Сената), и И.Ю. Трубецкой (Юстиц-коллегия), и И.В. Одоевский (Вотчинная коллегия), и М.Я. Волков (Коллегия Экономии, Мастерская и Оружейная палаты), и А.Л. Нарышкин (Канцелярия от строений), и Ф.В. Сухово-Кобылин (Ямская канцелярия), и Я.Н. Кропоткин (Сыскной приказ), и А.М. Маслов (Судный приказ), и Ф.А. Лопухин (Канцелярия конфискации). Даже генерал-полицмейстера Ф.В. Наумова и президента Камер-коллегии Г.М. Кисловского, креатур Анны Леопольдовны, не отставили. Значит, в лояльности всех перечисленных лиц дочь Петра не сомневалась. В ком сомневалась (Я.П. Шаховской, И.И. Неплюев), тех подвергли проверке или испытанию. Ну а кого проверять не требовалось (М.Г. Головкина, А.Я. Яковлева, И.Н. Темирязева), те по решению суда отправились в Сибирь[11].
Исторические изыскания, завоевание новых приверженцев среди знати, гвардейцев, чиновничества, в промышленных и коммерческих кругах, предотвращение провокаций и интриг подозрительной Анны Иоанновны протекали на фоне ежедневной рутины управления своим маленьким великокняжеским хозяйством. Елизавета Петровна и вправду зарекомендовала себя как рачительная «экономка». Траты тратами – на презенты, платья, застолья и прочие представительские расходы, а о нуждах своих придворных никогда не забывала. Денег и из госбюджета, и из прибыли дворцовых вотчин вполне хватало. Так, одним из первых распоряжений в Петербурге, 21 января (1 февраля) 1732 г., цесаревна предписала гоф-интенданту Н.А. Возжинскому обеспечить необходимыми припасами московский штат служителей, подготовиться к свадьбе мундшенка Е.Ю. Бахтеева, а камер-юнкеру Г.И. Бутакову дать пять рублей на покупку фуража двум его лошадям. Напомню, со дня отъезда Шубина в неизвестность не прошло и двух недель.
О соратниках Елизаветы того периода в историографии сложилось немало легенд, и почему-то негативного плана: мол, цесаревна приютила у себя либо бедных родственников, либо распутников, либо пройдох-прихлебателей. Василий Чулков, Карл Сиверс, Никита Возжинский, Пимен Лялин, Николай Чоглоков, Георг Штраус… Всех записали в любовники Елизаветы. Как будто по-другому в ту эпоху выбиться из «грязи в князи» не получалось.
РГАДА, ф. 6, оп. 1, д. 383, ч. 8, л. 41–42; ф. 16, оп. 1, д. 40, л. 11–12; ф. 286, оп. 1, д. 331, л. 9об., 10об., 11; ф. 1239, оп. 2, д. 704, л. 22об., 24об.; АВПРИ, ф. 44, оп. 44/1, 1748, д. 2, л. 503—505об., 516—52Зоб.;