Сотник. Уроки Великой Волхвы. Евгений Красницкий
что и как делать. А потому молодая женщина безжалостно придавила в себе вполне естественное бабье желание радостно покудахтать и растроганно похлюпать носом возле него. А ведь раньше не то что в голову бы не пришло сдерживаться – сочла бы это единственно возможным и правильным для любящей женщины.
«Господи, ну зачем мужи каменными истуканами притворяются?! Мы ведь обижаемся, что они нам ничего про себя не рассказывают. То ли слабостью такие рассказы почитают, то ли слов не находят… Да какие тут слова – и без них все ясно… Сочувствие и понимание всем надобны».
Она вспомнила, как однажды Фома вернулся после долгого похода – смурной, лицом черен, ночами вскидывался. Оказалось, на них в дороге тати напали да убили кого-то из работников – это все, что тогда от холопов узнала. А подробности – что и как – она у мужа долго выспрашивала, но он так и не рассказал. И не просто молчал, а впервые за все время семейной жизни прикрикивал на нее за расспросы, да зло так! А потом невзначай обронил: «Дай Бог тебе никогда этого не узнать».
Арина тогда всерьез на него обиделась – не за грубость, а за то, почему с ней поделиться не захотел. Неужели она бы не поняла? Потом уже, когда сама столкнулась с кровью и смертью родителей, когда, защищаясь, убила сама, осознала: есть такое, что не каждый решится рассказать, что постигнешь, только когда сам через это пройдешь. И тяжело это, и больно, и… стыдно, что ли? Будто все сокровенное прилюдно наизнанку выворачиваешь. Она и после одного случая с трудом восстанавливала душевное равновесие, а сколько такого у воинов? Вот мужи от всего этого своих женщин и защищают, привыкли всю тяжесть только на себя принимать.
Но ведь и они уязвимы. И надо помнить это, и лечить не только тело, но душу; противостоять и боли, и страху. И как раз эта война – женская: тут не щитом прикрывать надо, а любовью, терпением и пониманием. Зачастую сами мужи про это не догадываются, не понимают, что в женских глазах такая слабость ничем их не унижает, а только делает роднее и ближе.
Зато их попытки оттолкнуть женщин в такие моменты обижают несказанно; кажется, что не доверяют, опасаются, что не поймут. Но и с этим приходится мириться. И говорить им это нельзя – разозлятся, себе обидой сочтут. Мужи сильны духом, но нельзя такое в себе постоянно держать, душе тоже отдых нужен.
Напрасно Аристарх беспокоился, когда говорил, что Арине теперь Андрея понимать придется: иначе просто и быть не могло. С каждым днем им становилось все легче общаться. Она уже не на одни догадки полагалась, а условилась с ним о знаках; их много набралось, разных. И если она раньше по его глазам легко читала – улыбается он, или сердится, или удивлен чем, то слова Аристарха другим озаботили. Зачем староста это подчеркнул, она пока не очень-то себе представляла; вроде с Корнеем шутил, да только это, ей предназначенное, произнес совсем иначе – не смехом.
«А что тут просто и кто прост? Хоть вот и сами Лисовины – недаром Настена говорила, что с ними предсказать ничего не может!»
Арина уже