Как вырастить здорового ребенка. Татьяна Шипошина
Но она останавливается и спрашивает:
– Доктор, а помните, что мы летом болели? У нас тогда такое расстройство кишечника было! Ведь и прошлым летом тоже! Нам бы обследоваться, почему она летом болеет.
Я снова делаю вдох, мысленно прошу меня помиловать, и:
– Вы же кал сдавали, мочу и кровь сдавали и УЗИ делали! Ведь все в порядке!
– Нет, а может нам в какой-нибудь институт надо съездить?
– Но ведь сейчас все у нее с кишечником в порядке!
– Да, сейчас в порядке, а вдруг летом опять расстройство будет?
– Будет расстройство, будем и обследоваться! (Слава богу, на дворе ноябрь!)
Я перехожу в наступление, если это можно так назвать:
– А то поедете в эти институты, там всяких заразных больных полно!
Это ее притормаживает, и она соглашается:
– Ну ладно, если заболеем – тогда поедем. Но, может быть, мы хоть тут, у нас, на дисбактериоз сдадим?
Мне приходится уступить.
Даже если я ей не дам направления, она пойдет к заведующему и ангельским лицом расскажет ему, что ей очень, очень надо сдать кал на дисбактериоз, а ужасный и неграмотный участковый врач не дает направления. И заведующий, во избежание скандала, даст ей это направление и еще кучу каких угодно направлений.
Дело-то – совсем не в дисбактериозе. Самое интересное в том, что дисбактериоз, конечно же, высеется, так как он сейчас практически у всех высевается в той или иной степени. И не будем сейчас рассуждать о достоверности анализов и вообще о том, что такого диагноза не существует.
Может быть, даже очень компетентное лечение будет ей назначено. Но ведь ни одной таблетки, ни одного порошка она девочке своей не даст. Кучу причин придумает, чтобы не дать. Зато на следующем приеме меня ждет длительный и мучительный диалог на тему: «У нас дисбактериоз! Нам нельзя и того, и другого, и третьего…»
Девочка между тем уже облазила и вытерла собою все углы, сидит на корточках возле стула и занудно тыкает маму в бедро кулачком. Мне очень жалко это маленькое создание. Что угодно надо тебе бедной, только не анализ на дисбактериоз. И ничего я для тебя сделать не могу. И так мне больно это сознавать. И неизвестно, от чего больнее – от диалога с мамой твоей, или от того, что я ничего сделать не могу.
А очередь начинает волноваться, дверь приоткрывается то и дело. Медсестра не выдерживает и приглашает следующего, а она все не может уйти, все пытается спросить еще что-то. И я любезно говорю ей на прощание: «Вот придете, когда простуда кончится, тогда я вам все объясню».
Господи, помилуй! Помилуй ее! Помилуй и меня, на моей экстремальной работе.
Однако жизнь продолжается, вдыхать, выдыхать и отдыхать некогда. Аккуратно, как-то виновато, бочком, в кабинет просачивается Саша, худенький мальчик лет одиннадцати. У него модная длинная стрижка. Свитер дорогой, но великоватый ему и грязный.
Саша – наш пациент постоянный. Приходит в месяц раз, а то и два. И все кашляет, кашляет. И все у него течет вяло, все тормозит. Простуда вместо семи дней – десять. А бронхит вместо десяти