Пан. Варианты постапокалипсиса. Фантастические повести и рассказ. Сергей Милютин
Второй взмахивал руками и дрыгал ногами. Стивенс на всякий случай затащил обоих в каюту. Так продолжалось пару часов. Оба за это время обделались. Потом сознание вернулось к ним без видимой причины.
Эту историю Стивенс рассказывал весело, как смешное приключение. Но, в отличие от искренней заинтересованности Дьюи его веселье отдавало натужностью. У Зайцева каждый раз при виде смеющегося бортинженера появлялось опасливая мысль, что здоровяк вот-вот лопнет от внутреннего напряжения.
На вопросы о происходившем с ним с момента прихода яхты в Окленд и до попадания на остров Стивенс предпочитал отшучиваться. Зайцев пару раз спросил, но заметил, как у похохатывающего Энтони оба раза начинала мелко дрожать левая рука, и оставил попытки.
– Не знаю, Энтони, – ответил Зайцев, – Не мне судить. Просто, по-моему, за последние два года с кучей народа случились гораздо более грустные вещи, чем Ваше двухчасовое плаванье в одиночестве. Странно заработать такую фобию во время Конца света.
– А что Вы называете Концом света? – бортинженер приподнялся в шезлонге, и повернулся к Зайцеву, – Разве инсайт – смерть? Просто сознание человека вливается в единое сознание сверхличности Пана. Люди тысячелетиями только об этом и мечтали. Вспомните богословские теории о посмертном слиянии души с Богом.
– А Вы полагаете, Пан – и есть Бог? – поинтересовался Дьюи.
– А, может, и так! – запальчиво воскликнул Стивенс, – И, все эти религии спасения, на самом деле, прозревали будущее. Может быть, то, что мы наблюдаем, Второе пришествие?
Дьюи крякнул и поспешно присосался к бутылке.
– А вот эти горы трупов, и многотысячные оргии на пляже – это, вероятно, сопутствующий Второму пришествию Апокалипсис? – уточнил Зайцев, – И небезынтересно заметить, что перед Христом еще должен прийти Антихрист.
– Ну, это только если исходить из христианского мифа, – бортинженер махнул рукой, – А вот, скажем, в одном из изводов буддизма в конце времен явится будда Майтрейя – безо всяких сомнительных предшественников.
Зайцев кивнул.
– Который всех убьет. Помню, читал.
Дьюи отрицательно покрутил поднятым пальцем.
– Немного не так, коллега. Который отправит всех еще не достигших просветления в нирвану.
– Вот! – подхватил Стивенс, – Вот видите! Вы говорите «смерть», а я говорю – новый мир, новая жизнь, новые возможности. И – бессмертие.
– Простите, бортинженер, – вкрадчиво обратился к нему Зайцев, – А почему же Вы тогда этому счастью предпочли такое опасное и некомфортное дело, как безвозвратный космический полет? То есть, Вы вот это бессмертие, этот новый мир и эти новые возможности, с такой радостью меняете на участь узника, обреченного сначала двадцать лет болтаться в консервной банке, летящей в пустоте, а потом до конца своих дней – в чуть более просторном куполе на чужой безжизненной планете? И заметьте – все это в самом лучшем случае. А на самом