Барабан бьет сбор. Марик Лернер
Макс охоты выяснять не имел, но обычно углубленные познания и не требовались. Очень редко в округе случалось нечто действительно серьезное, а подавляющее большинство происшествий решались полюбовно, без обращения к начальству. А посему жандарм изредка отправлялся с проверками в другие деревни в отведенном ему районе, не столько в надежде выловить правонарушителей, сколько в расчете на обильную кормежку и приятое времяпровождение подальше от жены и трех отпрысков.
А в промежутках его всегда можно было обнаружить на террасе единственного в здешних краях приличного (по местным масштабам) магазина, попивающего пиво, а то и что покрепче. Производство самогона на Патре было запрещено. Алкоголь монополия государства. Тем не менее, в горах его делали все, не пытаясь прятаться. Слишком дорого платить за акциз.
Покупали в основном для ублажения начальника или соседа, когда происходило нечто из ряда вон выходящее и требовалось поощрение за оказанную помощь. По будням прекрасно обходились продуктом своего изготовления. Если и появлялся с грозным видом жандарм, так исключительно с целью получить свою долю. За все годы он ни разу не составил протокол на самогонщиков. А поддатый пребывал регулярно.
– Ты, Макс? – прищурившись, спросил Бодров неуверенно.
– Я, господин сержант, – согласился тот. – Будете?
– Хорошая была женщина, – не ломаясь, принял жандарм бутылку и отхлебнул большой глоток. – Пусть Судья Всезнающий будет благосклонен к делам ее.
Говорил он на местном варианте крэльского, даром приехал двадцать с лишним лет назад из долины. При жене, известной склочным характером на всю округу, еще и не то выучишь. Шиольский в горах знали немногие, а она еще и принципиально не желала на нем общаться, громогласно поминая свою родословную, якобы тянущуюся от герцогов. Как при этом ее пламенная нелюбовь к королевству уживалась с неместным мужем (хотя и патраном) тайна была глубока и в детстве очень Макса волновала.
А обидного в его словах ничего не имелось. У кого другого вполне вероятно, не у Бодрова. Простой мужик без заумствования. Что на уме, то и языке. Вечных кривых намеков скорее от баб приходилось ждать. Мальчишек-то он еще в детстве отучил. Кому носом разбитым, а кому и ногой сломанной. Его одно время всерьез боялись в дереве и на прощанье он доказал – не зря.
– Кто сообщил про меня?
– Да… видела страниц, Ви то урадите… слом за нас?[5] – спросил Бодров насторожено.
– Не. Два или три дана. Ујак да посетите са породицом да разговарају.[6] Сам не заметил, как заговорил на диалекте.
Макс старательно делая серьезный вид показал на могилу. Затем вниз на дома.
– Это хорошо, – глубокомысленно сказал Бодров и допил остатки. – В городе оно интереснее, чем у нас. Он подумал и добавил: – А ты герой, что ж таким в наших краях делати.
В голосе прозвучала зависть. Сержанта Бодров выслужил, а вот наград не имел. Всем известная история из его уст,
Да… заметили чужака. Ты это… надолго до нас?
Нет. два три дня. Дядьку проведать, с семьей пообщаться.