Маленький городок в Германии. Джон Ле Карре
изучал лицо Брэдфилда, пытаясь найти в нем нечто, чего не находил.
– Он не волочился за женщинами, – сказал наконец Тернер. – Не был голубым. У него не водилось друзей, но он и не вел образ жизни отшельника. Не прошел проверку. У вас нет на него полноценного личного дела. В политике не разбирался, но умудрился тем не менее завладеть важными для вас досье. Не крал денег, играл на органе в церкви, интересовался садоводством и любил ближних, как себя самого. Это все так? Выходит, он был вообще никаким. Ни положительным, ни отрицательным. Так кем же он был, во имя всего святого? Посольским евнухом? У вас вообще есть о нем хоть какое-то мнение, – перешел на интонацию шутовской мольбы Тернер, – чтобы помочь несчастному следователю-одиночке выполнить его чертову работу?
Поперек жилета у Брэдфилда свисала цепочка от часов. Не более чем тонкая золотая нитка, залог преданности упорядоченной жизни.
– У меня впечатление, что вы преднамеренно тратите время на разговоры, не имеющие к делу прямого отношения. У меня же нет ни времени, ни желания участвовать в ваших изощренных играх. Хартинг мог быть человеком незначительным, мотивы его поступков остаются неясными, но, к несчастью, в последние три месяца он получил почти неограниченный доступ к конфиденциальной информации. Причем получил втайне от всех, украдкой. А потому я предлагаю вам оставить спекулятивные обсуждения его сексуальных наклонностей и уделить хотя бы немного внимания тому, что он у нас похитил.
– Похитил? – тихо повторил Тернер. – Вот это забавное словечко. – И он написал его намеренно кривыми крупными печатными буквами вдоль верхней части листка своего блокнота.
Климат Бонна успел на него подействовать, и темные пятна пота выступили на тонкой ткани его безвкусного и неуместного здесь костюма.
– Хорошо, – сказал он с неожиданным напором. – Я действительно напрасно растрачиваю ваше драгоценное время, черт побери! Теперь давайте начнем сначала и выясним, почему вы так его любите.
Брэдфилд изучал свою авторучку. «Ты тоже мог бы попасть под подозрение, – говорило ему выражение лица Тернера, – но уж слишком дорожишь своей честью».
– А теперь извольте перевести сказанное на нормальный английский язык!
– Поделитесь со мной своей личной точкой зрения о нем. В чем заключалась его работа, каким он был в жизни.
– Когда я только прибыл сюда, его единственной обязанностью считался разбор жалоб представителей гражданского населения Германии на военнослужащих Рейнской армии. Помятый танками урожай в полях, случайно залетевший не туда снаряд со стрельбища, коровы и овцы, убитые во время маневров. С самого окончания войны в Германии это превратилось в своего рода доходный промысел. И ко времени моего назначения в канцелярию он весьма уютно при нем пристроился.
– Вы хотите сказать, он стал экспертом в своем деле?
– Да, если подобное выражение вам больше по вкусу.
– Все дело в эмоциях, которые вы вкладываете в свои слова, понимаете? Они сбивают меня с толку. Когда вы отзываетесь о нем подобным образом, я невольно проникаюсь к нему