Пушкин. Изнанка роковой интриги. Юрий Дружников
посвящена обширная литература и иконография. Единственная из жен писателей, она удостоилась чести попасть на почтовую марку. И – ни о какой другой жене не высказано столько противоречивых суждений.
«Natalie (qui par parenthèse est топ cent-treizième amour)», – «Натали (это, замечу в скобках, моя сто тринадцатая любовь)», – написал Пушкин по-французски жене друга Вере Вяземской о своей невесте и тем озадачил несколько поколений пушкинистов и читателей, по сей день разделенных на два враждебных лагеря: первородных оптимистов и мрачных скептиков. Последние обвиняют первых в идеализации жизни поэта и превращении его самого и его жены в иконы. Первородные оптимисты обвиняют мрачных скептиков в неуважении святынь русской культуры и оскорблении чести великого поэта и его жены. Автор заметок, предлагаемых вашему вниманию, стоит над схваткой. Перед вами третья точка зрения: не идеализировать и не разоблачать, а взглянуть на события начала XIX века глазами жителя третьего тысячелетия.
Как известно, весной или осенью 1829 года Пушкин занялся любовной бухгалтерией. Сперва играючи вписывает в альбом Ушаковым так называемый Донжуанский список из шестнадцати женщин, заканчивающийся Натальей, а затем продолжает его, занеся еще двадцать одну возлюбленную; итого в двух списках оказывается тридцать семь имен.
«Донжуанским» этот перечень впервые назвал сын Елизаветы Ушаковой Павел Киселев[111]. М.Л. Гофман считал первый список платоническим, второй – телесным[112]. По мнению П.К. Губера, во втором «упомянуты героини более легких и поверхностных увлечений»[113].
Разумеется, составление списка в присутствии двух славных созданий, одну из которых. Екатерину, он примеривал в качестве невесты, было некоей разновидностью флирта. «Считать, что П в такой форме изливал перед барышнями тайны своей души (которые у него, как у всякого человека, конечно, были), – убедительно полагал Ю.М. Лотман, – значит слишком невысоко ставить его культуру чувства»[114]. Возможно, учет, проведенный Пушкиным, хотя и в шутку, облегчал его метания в поисках невесты.
Пересчитывая своих возлюбленных не в гостях, а дома – на пальцах, на счетах или на бумаге, Пушкин увеличил их число более чем втрое, и у нас нет оснований ему не доверять. В письме от 28 апреля 1830 года он и сообщил в письме Вере Вяземской, что Натали его сто тринадцатая любовь. В Донжуанском списке есть Вера, и, скорее всего, это именно Вера Вяземская. Но она была женой одного из ближайших друзей, и эту старую одесскую историю лучше было бы не упоминать.
Своими похождениями Пушкин любил хвастаться перед женщинами. А вообще-то и перед приятелями тоже. Но в список он не включил многие имена. Может, те, что забыл? Или те, что легко разгадывались? Или имена, которые были «в действии» в тот момент? Если так, то почему записал Гончарову?
Сто тринадцать – не так уж много при пушкинском образе жизни. Конечно, у пушкинистов было бы значительно больше работы, оставь Пушкин полный список, а не треть его. Если разделить число 113 на семнадцать лет – от первой влюбленности четырнадцатилетнего
Об этом сообщает А.А. Венкстерн: Биографический очерк. Альбом Пушкинской выставки 1880 года. М., 1887, с.16.