Конституция мира. Книга первая. Явление. Константин Владиславович Саркисян
я больше ни о чём не мог думать и говорить. Я стал рисовать распятие Христа, сначала на бумаге, а потом на всем, на чём было можно. Как-то, за одну ночь, я вырезал из картона пять тысяч крестов разной формы. А однажды за десять минут до начала урока я разрисовал распятием обложки тетрадей, оставленных одноклассниками на партах. Ребята пожаловались учительнице, но это оказалось бесполезно: её вразумление не остановило меня, тогда озлобленные мальчишки побили меня в школьном туалете.
Родителям про синяк под глазом я сказал, что ударился о футбольные ворота на уроке физкультуры. Апогеем моей одержимости стал такой случай. Однажды на перемене я пробрался в класс и сделал то, что послужило последней каплей в чаше терпения учителей. Со звонком на урок в аудиторию вошла учительница и увидела столпившихся у доски ребят. Только я один сидел на задней парте, на моём обычном месте, победоносно наблюдая за происходящим. Дети даже не заметили, что в классе учитель. Но когда она скомандовала всем сесть, то увидела, что во всю доску мелом было нарисовано распятие Христа. Рисунок напоминал одну из капелл, разрисованных Микеланджело Буонаротти, в Ватикане. Какое-то время учительница в изумлении смотрела на рисунок, не отрывая взгляда, она была напряжена. Это заметно было даже с моего места. Никто так и не осмелился стереть нарисованное мной распятие. В конце концов, это сделал я, когда урок закончился. Но тот урок, по сути, был мною сорван, потому что внимание одноклассников было приковано к доске, а не к объяснениям учительницы новой темы по истории.
От огромного количества информации меня распирало, но равного собеседника, кто мог бы меня выслушать и понять, с кем я мог обменяться мнением, рядом не было. По моему разумению таким собеседником мог быть только священник. И такой человек нашёлся. В один прекрасный день я зашёл в церковь. На стенах её висели красивые иконы, увидев которые, я испытал сильное волнение, стоял перед ними, будто загипнотизированный. Вывел меня из этого состояния священник лет шестидесяти, положив свою руку мне на плечо. Мы познакомились, и он предложил присесть на скамейку. Я задал ему первый вопрос: «Как много вы знаете о жизни Христа?» Он ответил, что достаточно, чтобы полюбить его всем сердцем и принять его всей душой. На что я, набравшись наглости, сказал: «Вы не знаете и половины того, чего знаю я!» Одного вопроса было достаточно, чтобы закончить разговор: «Вы знаете, где Иисус находился с пятнадцати до тридцати лет и почему никто не знает, кто был его биологическим отцом?» Он не знал, что ответить, и, чтобы не смутить меня или не обидеть, он посмотрел на небо и произнёс: «Истина где-то там…» Спасибо ему за этот ответ! Это было честно по отношению ко мне. На этом я поставил точку не только в нашем разговоре, но и в религии. Я понял, что знаю то, чего не следует знать, или то, что знаю, счастливым меня не сделает.
Теперь я знал, что одной лишь религии мало. Я углубился в физику, особенно в квантовую механику, астрономию, химию. Книги о Христе и о Боге я заменил книгами о секретах звёздного