Темная сторона Петербурга. Мария Артемьева
опыта человека. Например, поэт Мятлев мнение свое выразил стихами:
Я к коловратностям привык!
Вся жизнь по мне – лантерн мажик[2].
Судьба – шарманщик-итальянец!
То погребение, то танец…
Как ни странно, легкомыслие в этой сфере может привести к ужасным последствиям.
Едва только в 1878 году русские с турками подписали мир в Сан-Стефано, офицер лейб-гвардии саперного батальона Карл Ландсберг наравне со многими другими отличившимися на войне добровольцами награжден был за доблесть орденами Св. Станислава и Св. Анны с мечами и отпущен в Петербург.
В столице героя окружили друзья и приятели, общество приняло благосклонно, заметили и оценили красивые женщины.
И все бы хорошо, да вот деньги…
«Странная это вещь, – думал, стоя у окна нанятой им недавно квартиры, прапорщик Ландсберг. – Ежели приглядеться, категория получается почти мистическая. И как оно так выходит? Чем больше денег человеку не хватает – тем больше их становится человеку нужно».
Стоит истощиться денежным запасам, и щедрая жизненная река, вместо того чтобы быстренько нанести новых даров на обмелевшее место, нежданно-негаданно приволочет такую потребу, что прямо не знаешь, куда и деваться! Разве что занимать, покрывая прежние долги новыми. Вот то-то и оно.
Нехватка денег – это вид трансцендентальной чесотки. Почесавшись один раз, чешешься беспрестанно, и уже невозможно обуздать собственные руки.
Тут-то самая мистика и кроется!
Стоит появиться долгам – немедленно возникнет причина, чтобы задолжать еще сильнее.
Офицер вздохнул, прижался пылающим лбом к холодному стеклу окна.
«Что же, что же делать-то?» В висках стучала кровь, горели лихорадочно щеки.
Основательно позапутав денежные дела, Карл Ландсберг, на беду, смертельно влюбился и спасительный исход горячей страсти видел теперь только в незамедлительной женитьбе.
Но как может честный человек жениться, если долги душат его, не давая вздохнуть?
Замученный беспокойными мыслями, не зная, как разрешить убийственную дилемму, офицер Ландсберг вышел из дома и побрел по городу куда глаза глядят.
Миновав здание Гауптвахты, он вышел на Сенную площадь и шел теперь вдоль торговых рядов, рассеянно оглядывая старух, продающих букетики первоцветов. Он продолжал решать крайне важный для себя вопрос, вертя его и так и этак. «Катенька, душенька Катюша», – твердил он про себя имя своей возлюбленной, и вдруг будто эхо откликнулось ему. Возле распахнутой двери трактира стоял дряхлый старик с обезьянкой на плече и накручивал ручку уличного органчика.
Играла шарманка «Прелестную Катерину».
Ландсберг остановился. Он знал, конечно, что «Шарман Катерину» – незатейливую, приятную песенку – играли музыканты по всей Европе и почти все механические органы содержали ее в своем репертуаре. Оттого, говорят, и получила эта любопытная механика название «шарманки». И все же… Трогательная мелодия, зазвучавшая именно
«Лантерн мажик» – волшебный фонарь – приспособление с движущимися картинками (