Город в кратере. Иван Сергеевич Денисенко
поинтересуйтесь, с чего начался его творческий путь. У кого учился, где выставлялся, каковы дальнейшие планы. И получится хороший живой материал. Только имейте в виду, полполосы максимум. И никаких согласований. Всё, удачи.
Саша закрыла дверь – и почти сразу со стены посыпалось. Анатолий Павлович был не промах и сразу распознал ментальный конфликт. Он медленно встал, повернулся к стене и посмотрел на неё высокомерно.
– Главный здесь я, – сказал Бердин стене. – Это мой кабинет. А ты создана лишь для того, чтобы я мог повесить на тебя всё, что мне вздумается. И твоё мнение меня не интересует. Потому что ты – всего лишь стена.
Стена невыразительно молчала.
– Тебя сделали из неодушевлённых, мёртвых материалов. Возможно, когда-нибудь на тебя посмотрят с интересом лишь потому, что здесь работал я. У тебя нет своей воли, и однажды тебя снесут. Чугунная гиря, висящая на конце мощного троса, сокрушит тебя, разметает, поднимет облака пыли.
Ответа не было.
– А сейчас, – деловито подытожил Бердин, – я приколочу к тебе свои грамоты, и они будут висеть.
Он раздражённо вогнал гвоздики, развесил атрибуты своей власти и медленно, сохраняя достоинство, сел. Очередное падение не заставило себя ждать. В этот раз часы треснули и остановились, а рамочки просто распались на части. Стена злорадно молчала.
13.
– Извините, – сказал Николай старику с длинной белоснежной бородой. – Не подскажете, как пройти на улицу Кизюрина?
Старик махнул:
– Вон там свернёте и до первого перекрёстка.
Николаю предстояло найти местную старожилку и сделать о ней очерк. «Ей то ли сто двадцать, то ли двести десять, точно не помню, – пояснял Серафим в плане. – На самом деле разница невелика, после первого прожитого столетия уже не так важно, сколько там за плечами, потому что минувшее становится туманом».
За поворотом начался частный сектор. Заборы с почтовыми ящиками, скамейки у калиток, флюгеры и фонарики.
Улочка блаженно пахла ветхостью и сыростью. Клёны и тополя, склоняясь над дорогой, дарили обильную тень, редкие солнечные лучи были отчётливыми и обжигающими. Как всегда на исходе лета неистово летали и кишели насекомые, точно предчувствуя долгий сон, переходящий в смерть.
Большая лохматая собака внимательно следила за мальчиком, который старательно орудовал совочком под раскидистой ивой.
– Если зарыть куриную кость, – говорил мальчик, обращаясь к собаке, – из неё вырастет цветок, а в нём будет спящий цыплёнок.
Собака улыбалась, высунув длинный мягкий язык.
– Если будешь вести себя хорошо, – продолжал мальчик, – я научу тебя читать по крыльям бабочек. А когда наступит зима, я покажу, как надо мариновать сосульки.
Николай невесело подумал о старушке. Скорее всего, её разум блуждает в прошлом, среди воспоминаний. Наверняка у неё проблемы со зрением и со слухом, вопросы придётся кричать, а после каждого второго слова она станет терять нить и говорить не по делу, а может, и вовсе