Здравствуй, Ходжа Насреддин!. Леонид Соловьев
Кгм!.. Кгм!.. (Кашляет.) Я что-то плохо слышу на левое ухо… О чем спорят эти достойные люди? Ты расслышал, путник?
Насреддин. Нет, я не расслышал… (Понизив голос.) А что, его имя по-прежнему запретно в Бухаре?
Юсуп. Пятьдесят плетей!
Али (оглядываясь, шепотом). Одного не пойму: пять лет назад глашатаи кричали, что турецкий султан отрубил ему голову…
Насреддин. Я тоже слышал об этом.
Али. Потом стало известно, что багдадский халиф повесил его…
Насреддин. Милостивый Аллах, как же халиф вешал его без головы? За что он цеплял веревку?
Али. Потом хивинский хан объявил, что содрал с него кожу и сжег живым на костре…
Насреддин. И кожу еще содрали! И сожгли!
Али. Вот я и удивляюсь, как после всего этого он мог остаться в живых, наш Ходжа Насреддин… Кгм!.. Кгм!.. (Кашляет.) Я, кажется, оговорился… Ты слышал что-нибудь, путник?
Насреддин. Нет, я ничего не слышал.
Шир-Мамед. Тссс…
Входит ростовщик Джафар; он, горбат, хром и крив на один глаз.
Джафар. Чайханщик, вот баранина, которую я получил у мясника в счет процентов по его долгу. Приготовь мне шашлык. (Отдав мясо, ковыляет к калитке горшечника, стучит.)
Калитку открывает Нияз.
Горшечник, срок твоего долга уже наступил.
Нияз молчит, опустив голову.
Ты мне должен сто таньга и еще триста таньга процентов, а всего четыреста таньга.
Нияз. У меня нет денег…
Джафар. В том, что у тебя нет денег, нет ничего удивительного. Но сегодня суд нашего пресветлого эмира!
В калитке появилась Гюльджан под покрывалом.
Красавица, покажи мне лицо! Сегодня ты станешь моей. И если ты будешь благосклонна ко мне, я дам твоему отцу легкую работу и хорошую пищу. Если же ты будешь упрямиться, клянусь Аллахом, я буду кормить его сырыми бобами и заставлю таскать на спине камни! Не упрямься же и покажи лицо, о прекрасная Гюльджан! (Сладострастно, крючковатыми пальцами приподнимает ее покрывало.)
Гюльджан отталкивает ростовщика, он падает.
Али. Пропал горшечник… Пропал бедняга!..
Джафар (в ярости поднимается и, отстранив Гюльджан, вешает на калитку огромный замок. Ниязу). Сейчас мы пойдем с тобой к эмиру на суд. И после этого твой дом будет уже принадлежать мне. И ты будешь моим рабом, а дочь твоя – рабыней и наложницей! (Идет к чайхане.)
Нияз (бросаясь за ним). Джафар-ага, подождите немного. Я вылеплю еще две тысячи горшков, и продам их, и… Об отсрочке, только об отсрочке прошу!
Джафар. Я милосерден и добр, горшечник. Но посуди сам, какую пользу я могу извлечь из своей доброты? (Принимается есть шашлык.)
Нияз отходит к Гюльджан, оба застывают в горестных позах. Тем временем водонос вынул из-за пазухи лепешку и стал разогревать ее над жаровней. Разогрев, начинает есть.
(Хватает его за шиворот.) Подожди есть, почтеннейший! Сперва следует уплатить деньги.
Водонос. Какие деньги?!
Джафар. Ты держал лепешку над моим