Война детей. Илья Штемлер
притихла, но в следующую секунду кто-то крикнул:
– По шее ему надо дать! Чтобы не врал…
Я видел злые глаза и выкрикивающие что-то рты. Но никто не решался покинуть очередь.
И тут мой лучший друг Борис вскочил на телегу и что было сил ударил ногой бидон. Тот свалился. Желтая жирная вода хлынула на землю.
Очередь оцепенела. Борис метнулся к воротам, я – за ним.
И в следующее мгновение толпа бросилась за нами. Многих из них я знал всю жизнь. Они жили в нашем доме, или в соседнем, или через улицу. Они бежали и орали, как тогда, когда ловили вора, что украл с веревки белье. И даже страшнее. Так мне казалось.
Борис выскочил на улицу. Я – за ним. Очутившись на улице, я захлопнул ворота и подставил ногу. Я уже говорил, что могу так подставлять ногу, что и трактором дверь не сдвинуть.
Кто-то уже лез через забор. Но в это время Борис уже скрылся за углом. Я что было сил побежал за ним.
Мы знали, что надо успеть добежать до рынка, где сидят инвалиды войны. Там уже нам никто не страшен, там нас не дадут в обиду. Даже лысый Ровшан ничего не сделает, если инвалиды увидят, что толпа гонится за мной и моим лучшим другом Борисом, – в этом я был уверен.
А по дороге я представил, какой сейчас праздник у собак нашего двора!
ФИК-ТО
На вечернем совещании наш зеленый вещевой мешок заметно вспух за счет банки американской тушенки. Банку принес Борис. Где он достал целую банку, было непонятно.
– Достал, – важно сказал Борис. – Я вам не какой-нибудь Фикто. Этой тушенки нам хватит до города Грозного, а там уже фронт начинается. Говорят, немцы уже Майкоп взяли, надо спешить… К тому же я заметил, что никто не придерживается конспирации.
Думаете, что бежать на фронт – это детские игрушки? – строго добавил мой лучший друг Борис.
– Не привыкли еще, – пробормотал я.
Остальные члены отряда неопределенно молчали.
Принцип конспирации заключался в том, чтобы переставить в наших именах местами слоги. Например, Боря должен называться Ря-бо, а Толя – Ля-то. Идею эту выдвинул Борис.
Не всем она пришлась по душе. Например, Юре Хачатурову.
Ему предстояло носить девчоночье имя – Ра-ю.
И Хачатуров заявил, что забирает свои марки, бежать с нами на фронт отказывается. У него была огромная коллекция марок, на которую мы возлагали серьезные надежды – по дороге их можно было поменять на хлеб или повидло…
– Давайте назовем Юрку Маугли, – предложил я.
– Почему Маугли? – насторожился Борис. Он сразу заметил в этом подкоп под свою систему конспирации. Ведь Маугли звучало не кличкой, а почти музыкой. Заманчиво и романтично. Так и остальные возьмут себе более интересные прозвища.
– Во-первых, у Раи есть… – начал было я.
– Я тебе не Рая, идиот, – разозлился Хачатуров, хотя чувствовалось, что Маугли его устраивает.
– Во-первых, у него был попугай, – продолжал я объяснять.
– Попугай умер! – воскликнул Борис.
– Но был ведь, – возразил я. – Дальше!