Полдень, XXII век. Аркадий и Борис Стругацкие
тоже известно?
– Юсупов – штурман-испытатель, – сказал Панин, – и не нам чета. А Быков никогда в жизни, между прочим, на перегрузки не тренировался.
– Ты уверен? – ядовито спросил Кондратьев.
– Ну, может быть, тренировался, но уж не до грыжи, как ты, спортсмен.
– Борька, ты что – в самом деле считаешь, что я спортсмен? – сказал Кондратьев.
Панин посмотрел на него озадаченно.
– Видишь ли, – сказал он, – я же не говорю, что это плохо… Это, конечно, вещь в Пространстве полезная…
– Ладно, – сказал Кондратьев. – Пойдем в парк. Разомнемся.
Они пошли по коридору. Панин, не переставая массировать отеки под глазами, заглядывал в каждое окно.
– А девочки всё играют, – сказал он. Он остановился у окна и вытянул шею. – Ага. Вон она!
– Кто? – спросил Кондратьев.
– Не знаю, – сказал Панин.
– Не может быть, – сказал Кондратьев.
– Нет, правда, я танцевал с ней позавчера. Но как ее зовут – не знаю.
Сережа Кондратьев тоже поглядел в окно.
– Вон видишь, – сказал Панин, – с перевязанной коленкой.
Сережа увидел девушку с перевязанной коленкой.
– Вижу, – сказал он. – Пойдем.
– Очень хорошая девушка, – сказал Панин. – Очень. И умница.
– Пойдем, пойдем, – сказал Кондратьев. Он взял Панина под локоть и потащил за собой.
– Да куда ты торопишься? – удивился Панин.
Они прошли мимо пустых аудиторий и заглянули в тренажную. Тренажная была обставлена, как штурманская рубка настоящего фотонного планетолета, только над пультом управления вместо видеоэкрана был вмонтирован большой белый куб стохастической машины. Это был датчик космогационных задач. При включении он случайным образом подавал вводные на регистрирующие приборы пульта. Курсант должен был составить систему команд на управление, оптимально отвечавших условиям задачи.
Сейчас перед пультом толпилась целая куча явных мальков. Они переругивались, размахивая руками, и отпихивали друг друга. Потом вдруг стало тише, и было слышно, как сухо пощелкивают клавиши на пульте: кто-то набирал команду. В томительной тишине загудел вычислитель, и над пультом загорелась красная лампа – сигнал неверного решения. Мальки взревели. Кого-то стащили с кресла и выпихнули прочь. Он был взъерошен и громко кричал: «Я же говорил!»
– Почему ты такой потный? – презрительно спросил его Панин.
– Это я от злости, – сказал малек.
Вычислитель снова загудел, и снова над пультом загорелась красная лампа.
– Я же говорил! – завопил малек.
– А ну-ка, – сказал Панин и плечом вперед пошел через толпу.
Мальки притихли. Кондратьев увидел, как Панин нагнулся над пультом, потом быстро и уверенно затрещали клавиши, вычислитель зажужжал, и над пультом загорелась зеленая лампа. Мальки застонали.
– Ну так это Панин, – сказал кто-то.
– Это же Панин, – с упреком сказал Кондратьеву потный малек.
– Спокойной плазмы, – сказал Панин, выбираясь