Жемчужина Востока. Генри Хаггард
раскачивалась из стороны в сторону; закрыв лицо руками, она молилась, Нехушта же, сидя подле нее на корточках, неподвижно смотрела куда-то в пространство.
Ночь спустилась тихая, лунная.
– Это наша последняя ночь на земле, Ноу! – проговорила Рахиль, отняв руки от лица и взглянув на звездное небо. – Странно как-то подумать, что мы никогда больше не увидим ни этого ясного месяца, ни этих мерцающих звезд!
– Как знать, госпожа, – отозвалась Ноу, – но я, во всяком случае, не намерена умереть завтра и не дам умереть тебе. Я не страшусь львов, детей моей родной пустыни, они мне братья, и их рев убаюкивал меня, когда я была ребенком. Мой отец, вождь нашего племени, назывался повелителем львов, так как умел укрощать их, и я дитятей кормила их из рук. Они же ходили за нами, как псы!
– Но ведь те львы давно погибли, а другие не знают тебя!
– Все равно они почуют родную кровь, узнают дочь повелителя львов! Говорю тебе, госпожа, они могут растерзать всех, но нас с тобой не тронут!
– Нет, Ноу, я не могу этому верить! Завтра мы умрем ужасной смертью, чтобы Агриппа мог почтить своего господина – цезаря!
– Госпожа, если ты не веришь, что звери пощадят нас, то лучше умереть сейчас, по своей доброй воле, чем быть растерзанными ими для увеселения подлой толпы. Смотри, у меня в волосах спрятан смертельный яд, он действует и быстро, и безболезненно! Выпьем его, и все будет кончено!
– Нет, Ноу, я не могу наложить на себя руки, да если бы и могла, то не вправе распорядиться жизнью моего еще не родившегося ребенка!
– Умрешь ты, госпожа, – умрет и он. Не все ли равно, когда – сегодня или завтра?
– Да, но кто может предвидеть, что случится завтра? Быть может, Агриппа умрет, а мы с тобой спасемся, и мой ребенок будет жить: все в воле Божьей, пусть же Бог и решит его участь!
– Ради тебя я стала христианкой и верю, как могу, в то, чему нас научили. Но в моих жилах течет буйная кровь; я горда, сильна и хочу всегда повелевать судьбой, а не покоряться ей. Пока я жива, когти льва не коснутся твоего нежного тела, я скорее заколю тебя своим ножом, а если у меня отнимут нож, расшибу твою голову о столб на арене на глазах у всех!
– Не принимай греха на свою душу, Ноу! – сказала кротко ее госпожа.
– Что мне эта душа? Моя душа – это ты, свет очей моих, ты, которую я качала в колыбели, которой я своими руками готовила брачное ложе. Своими руками я хочу дать тебе легкую, быструю смерть, чтобы спасти от худшей смерти, а затем скажу себе, что честно исполнила свой долг, и умру подле твоего бездыханного трупа, до конца верная тебе и клятве, данной твоей покойной матери. А тогда пусть Бог или сам сатана делают с моей душой что им угодно, мне все равно!
– Ты не должна так говорить, Ноу! – кротко заметила Рахиль. – Я бы охотно умерла, чтобы скорей соединиться с моим возлюбленным супругом, если бы мое дитя получило жизнь хоть на час. Тогда я знала бы, что мы все четверо пребывали бы вместе в царстве Божьем;