Здесь русский дух…. Алексей Воронков
варилась уха, вырывались убийственные запахи, вызывая у казаков голодную слюну.
Как только на берегу запылали костры, атаман велел казакам открыть заранее приготовленный бочонок меда, после чего назначенный им прислуживающий по столу наполнил большую атаманскую чашу. Взяв ее в руки, Никифор поднялся с земли. Казаки последовали примеру атамана, готовящегося к речи.
– Братья мои, казаки! Товарищи и боевые други! Первый кубок на этом празднике я хочу поднять за нашу родную отчизну. Если не она, то кто тогда мог праздновать Ивана Купалу! А, братцы? За Русь-матушку, – начал Никифор.
– Любо! – дружно грянули казаки, заставив всех находившихся на берегу вздрогнуть.
– Так вот, товарищи мои. Без нашей державы мы вообще ничто, возможно, обыкновенные черви, а потому мы должны как зеницу ока охранять Русь-матушку и беречь от любых врагов, – продолжил атаман.
– Любо! – снова бурно согласились казаки с атамановой правдой.
– Тогда выпьем же, братья, за нашу любимую державу, а еще за вольную волю, без которой нет казака!
– Любо-о! – пронесся мощный казацкий глас над озаренной светом костров рекой, повторяясь эхом где-то в бездонной глубине звездного неба.
Покончив с речью, атаман с чувством перекрестился и, сделав жадный глоток, пустил кубок по кругу.
Тут же кашевары разнесли по деревянным чашкам и супным горшкам уху. Достав из-за пояса припасенные для этого случая березовые ложки, казаки сели вокруг большого стола, покрытого расшитой цветами скатертью, на котором покоились приготовленные их женами праздничные яства – фаршированные желудки животных, калачи с чесноком и с маслом, пироги с остатками мяса и рыбы, пельмени с грибной начинкой, лаваши, сладкая редька с патокой, лепешки из пресного теста, – и принялись жадно есть. Глядя на казаков, потянулись за ухой и женщины с ребятишками.
– Еще бы ухи! – первым справившись с горшком супа, попросил Иона.
– Что, святой отец, гляжу, понравилась тебе наша уха-то? – улыбнулся пожилой кашевар Гордейка Промыслов.
– А то!.. – облизывая языком ложку, ответил тот.
– Тогда подставляй посудину, – доброжелательно предложил Промыслов.
– И мне давай, – потянулся со своей чашкой молодой розовощекий казак Мишка, сын убитого маньчжурами в одной из стычек доброго казака Остапа Ворона.
И снова гуляет братина с дешевым алкоголем по кругу.
– Эх, хорошо! – сделав долгий и жадный глоток, блаженным басом заметил диакон Иона и вытер рукавом своей видавшей виды рясы мокрые от меда губы. Душа у него шире блина на сковородке.
– Господи, прости меня грешного! – перед тем как сделать глоток, покрестился псаломщик Мирошка, замечательно читавший шестопсалмие.
– Пусть не в последний раз, – следом, осенив себя крестным знамением, припал губами к чашке казак Васюк Дрязгин.
– Нет браги, нет и отваги! – принимая у него из рук чашу, бодро сказал пожилой казак Нил Губавин.
Гуляет,