Конспекты поздних времен. Сергей К. Данилов
билет учишь?
– Двадцать седьмой, – соврал хладнокровно, не моргая.
– Молодец.
– Знаю.
Лицо Шороховой округло, как китайская диванная подушка, добродушно, и вся она большая, с белокурой косой излучает заряды исключительно положительной направленности. Попросить взаймы до стипендии рублей пятьдесят, что ли? Может лучше двадцать, для верности? Только что на них купишь, на двадцать рублей?
Некоторое время Макс и Катя взаимно изучали друг друга. Первой не выдержала староста:
– Тут мероприятие одно намечается, – опустила длинные пушистые ресницы она, – сразу после экзаменов у Снежаны свадьба в столовой «Радуга». Идёшь?
– Снежана выходит замуж? Ничего себе – приятная новость. По сколько скидываемся?
– По стольнику.
– Отлично.
Макс поднялся, достал из тумбочки портмоне, которое купил сдуру на стипендию, когда у него возникло непреодолимое желание иметь эту красивую вещицу, эффектно развернул, зная, что там нет ни только сотенной, а даже копеечной монеты.
– Послушай, Катя, скажи откровенно, удобно ли мне идти на свадьбу к Снежане? Видишь ли… ну, ты сама понимаешь, что я имею в виду…
Будто ожидая сего многозначительного заикания, Шорохова согласно закивала чёлкой и даже посмотрела на Макса с дружеским участием.
– …мы с ней… некоторым образом… того… дружили, причём совсем недавно, ещё так свежо в памяти, – отбросив кошелек в сторону, Макс понуро сгорбился: «Зачем выпендрился? Как теперь просить двадцать рублей?»
– Да, конечно…
Дружили – мягко сказано. Не было ни одного тёмного уголка на всех пяти этажах чёрной лестницы, обзываемой в студенческой среде «целовальником», где бы Макс не обнимал Снежану, прижимая её тоненькую фигурку с силой не растраченной страсти к чугунной батарее центрального отопления, висящей на лестнице между площадками. Батарея скрежетала, приподнимаясь на крюках, а Снежана не уставала целовать Криницына головокружительными получасовыми поцелуями, из-за которых оба едва не падали в обморок от кислородного голодания. Раздавленные и полузадушенные друг другом, время от времени они в изнеможении падали на красный пожарный ящик с песком на пятом этаже, устраивая там небольшие перекуры с дешёвыми сигаретками, выпуская изо ртов слабое голубоватое дыхание, которое смешивалось в облачка, уходящие в темноту, к потолку. Сотлевшие до самого фильтра окурки кидали в висевший напротив шкаф с пожарным брезентовым рукавом и, гонимые непреодолимой силой взаимного притяжения, вновь торопливо возвращались в темноту обниматься, качать многострадальную чугунную батарею, задыхаясь во мраке от поцелуйного изнеможения. Всё повторялось многократно, часами с вечера до глубокой ночи.
Вспомнить об этом и сейчас чрезвычайно приятно, однако Макс лишь горько вздохнул, застегнул портмоне на все кнопки и застёжки, сунул подальше