Три жены. Большое кармическое путешествие. Елена Богатырева
несколько минут. Оставил бабушке порошки, пилюли, жидкую микстуру, велел не беспокоиться и откланялся.
Вернувшись вечером, отец сразу влетел к нему на второй этаж, пощупал лоб и удовлетворенно вздохнул. Потом отец с бабушкой ужинали в столовой, она перемыла посуду и уехала, поцеловав его в лоб:
– Все хорошо, я завтра приеду.
И что-то такое было в бабушкиных словах, словно не бабушка она теперь была, а обычная женщина. От слов разило заговором, женскими кознями. Бабушке было непростительно казаться женщиной. Он заподозрил неладное. В воздухе плыли флюиды разительных перемен. Отец притащил ему в комнату большой телевизор, чтобы не скучно было. Телевизор был их гордостью. Такого огромного экрана не было ни у кого из знакомых. Отец сам собрал его.
Весь вечер отец бегал снизу вверх, проверить, как там Сашка, а потом сверху вниз, ответить на очередной телефонный звонок. Вечером он спустился к себе окончательно и выключил, уходя, свет. Сашка проспал весь день, и теперь ему не хотелось спать ни чуточки. Через полчаса ему показалось, что вздрогнула входная дверь. Именно не хлопнула, а, словно кто-то специально придержал ее, вздрогнула, закрываясь. Воздух будто сразу же выкачали из его груди. В голове всплыло сразу все: полоска света, Регина, белое полыхнувшее пламя. Хватая ртом воздух, он замер и прислушался. Но сердце барабанило так, что ничего больше не было слышно. Тогда он встал и на цыпочках подкрался к двери. Какой-то шепот внизу? Или ему кажется? Доктор, уходя, сказал: «Не исключен бред». Это ведь он про него сказал, про Сашку. Может быть, все это и есть бред? Он приоткрыл дверь. Шепот стал чуть громче и на какое-то время разлился женским смехом. Тогда его руки страшно задрожали.
Опять она. Он убьет ее. Ведь вчера только были поминки… Сволочь! Он ее убьет. Растерзает в клочья. Вырвет ее сердце и растопчет его босыми ногами. Сдерживая прерывающееся дыхание, он стал спускаться и внизу забрался под лестницу, туда, где стояли коробки со старой обувью, лопаты, грабли. Ждать пришлось вечность. Целую вечность он просидел под лестницей, вдыхая запах старого картона и подмоченной пыли. Он превратился в старика за это время. Порой ему казалось, что он умирает, порой что уже умер. Температура, похоже, снова повысилась, руки ослабели и тряслись. Он пошарил рукой за спиной и нащупал ручную тяпку. Он убьет эту гадкую женщину. Уничтожит…
И вот, когда целая вечность осталась за спиной, в ванную комнату прошел отец. Он вжался в коробки, в голове мелькнула мысль о том, что бред кончился, что все страшное только показалось ему. Расслабившись, он вытянул ноги, дождался, пока отец выйдет из ванной, и собрался было подняться к себе, как дверь снова скрипнула.
Нет, подумал он, нет. Пусть все будет по-прежнему. Пусть все будет хорошо, а вчерашняя ночь останется бредом. Я больше не могу. Я как будто бы и не человек уже. И этот мир – как будто бы уже не этот мир. Нет, только не это. Пусть это будет снова отец, пусть не она, ну пожалуйста, пусть…
Но она