По ту сторону. Инга Андрианова
снова выслали за сто первый километр?
– Опять? – ахнула мать и всплеснула руками. – Что опять не понравилось московским товарищам?
– Уж больно тесно он общается с людьми, толкнувшими его на преступную стезю, – и с чувством добавил, – Вас это тоже касается, товарищ Карамзина.
– А что мне остается, жене врага народа, как не общаться с себе подобными?
– Ну, это мы исправим, – улыбнулся комитетчик. – Ваша свекровь – женщина невменяемая, сотрудничать не желает, несет антисоветчину. Заявила, что криминальные работы своего сына сдавать не собирается. Но вы-то человек разумный, у вас дочь, которой нужно дать образование, которую нужно кормить и одевать. Ваш нищий муж вам не опора. Он – далеко, на помощь не придет, а вот потопить может и очень даже скоро. Подумайте, Нина Петровна! Все от вас отвернулись, все кроме партии.
– Да ладно! – скривилась мать, – Забыли, что я уже дважды беспартийная?
– Это явление временное и ошибочное, – покачал головой душка-майор, – Я думаю, мы сможем восстановить вас в партии и дать, так сказать, второй шанс вашему здравому смыслу. Понимаете, о чем я? Не делайте глупостей, не повторяйте ошибок, и вас ждет блестящая карьера. С вашим-то умом и вашими амбициями! Не говоря о вашей внешности, которой грех не воспользоваться…
– Чем мне там грех не воспользоваться? – сощурилась мать.
– А вот хамить не надо! Работа у вас пока есть, жилье тоже. Дочь худо-бедно учится в спецшколе, бассейн посещает. Желаете пойти по стопам супруга – вперед. Только мы вам предлагаем жизнь достойную и честную. Восстанавливайтесь-ка в партии, да налаживайте свою карьеру, дорогая наша Нина Петровна! И кончайте со своим никчемным прошлым и таким же никчемным супругом! Беспартийная, вы могли встречаться со всяким сбродом, а вот член партии себе этого никогда не позволит, и всегда будет иметь за спиной надежный тыл и поддержку товарищей. Мы будем внимательно следить за тем, чтобы вас не обижали и не препятствовали вашему продвижению вперед.
Душка не солгал: спустя два года мать возглавила партийную ячейку школы, а еще через год стала ее директором.
Отец рвался в Москву с отчаянным упорством: каждый раз он устраивался на работу, получал очередное жилье и забирал меня к себе. Месяц спустя органы объявляли его неблагонадежным и высылали за пределы области. Я возвращалась к матери в наезженную колею и продолжала плавать в бассейне, а заодно и в школе.
Скитание по городам, спортивным клубам и школам не прибавляло ни мозгов, ни жизненного опыта. Я только больше отдалялась, становилась чужой, как на радиоактивных уральских сопках, так и в Москве, где мало кому была нужна со своим стандартным набором титулов и жалкими достижениями в учебе. И лишь на Украине оставалось еще что-то теплое, родное и вечное, во что я верила и в чем не сомневалась.
Годам к четырнадцати во мне проснулся интерес, и слеповатый от рождения левый глаз начал поглядывать на молодых людей, населявших мою спортивную планету. То справа, то слева проплывали дельфиноподобные