Самый безумный из маршрутов. Аспен Матис
что мое отражение в зеркале становится все хуже и хуже, уродливее.
Девочки спрашивали, «касалась ли я себя», и не важно, что я говорила, да или нет, они смотрели друг на друга и хихикали. Я чувствовала себя ужасно. Однажды в комнате, когда они все думали, что я сплю, я лежала на своей кушетке и слушала, как девочки – все они, а также дежурная 23-летняя вожатая – обсуждали мои слишком высокие белые носки, мои «дедушкины шорты», то, как отвратительно я выгляжу. Они все решили, что у меня не должно быть друзей.
Всю ночь мне слышались их презрительные голоса, их высокий резкий тон, их тихие высокие ноты, гармонировавшие с их осуждением. Я чувствовала себя преданной вожатой – взрослым человеком. Мне хотелось умереть – или стать королевой.
В последний день моего месячного пребывания в лагере, когда солнце было высоко, а трава еще не высохла от ночного дождя, моя мама наконец-то приехала, чтобы меня забрать. Я почувствовала облегчение, но вместе с тем – ее замешательство, когда она меня увидела. Она увидела, что я не могу ухаживать за собой. Я пряталась от нее в ванной комнате при обеденном зале; я держала под краном щетку для волос щетиной вверх, очищала футболку с Гарри Поттером перед зеркалом умывальника и готовилась расчесать волосы. Волосы у меня сбились в клубок – я всегда принимала душ, но не расчесывала волосы, – а моя розовая футболка, лежавшая крошечной кучкой на полу ванной комнаты, была в пятнах и немного пахла. Я прижала щетку к копне волос, больше напоминавших крысиное гнездо, и потянула. Я напрягла свою маленькую шею. Щетка не двигалась.
Когда я вернулась домой, мама снова начала меня одевать.
В доме моего детства не было зеркала во весь рост, а в комнате родителей вообще не было зеркала. Как-то раз я заметила, что у нас нет высокого зеркала, а мама с гордостью сказала, что мы не из тех людей, кто это замечает, и что мы никогда об этом не сожалели. Она говорила это за нас обеих.
Она поведала мне, что женщины, пользующиеся косметикой, ведут себя неверно. Использование косметики стало бы вызовом, бунтом. Я не рискнула. Я росла с чувством вины из-за желания быть привлекательной.
За все время учебы в средней школе я ни разу не брила ноги и не пользовалась дезодорантом. Девочки стали задавать вопросы о волосах на моих ногах. Однажды, учась в восьмом классе, я обнаружила в своем шкафчике дезодорант с припиской детским почерком, но без подписи. В записке говорилось, что от меня пахнет. Это было правдой. И причинило мне боль. Но и после всего этого я не стала ежедневно пользоваться дезодорантом, вместо этого я пассивно воспринимала шепчущую критику все свои подростковые годы. Основы гигиены были для меня ужасным вызовом. Все, что моя мама не делала для меня, я тоже не делала для себя.
Я покраснела, запаниковала. За несколько месяцев заточения в Шлакобетонном Дворце лагерь «Старт» стал для меня местом, куда я могла сбежать и быть самой собой – и нравиться. Однако, наконец ступив на золотистое поле в лагере «Старт», я испугалась, что выгляжу безвкусно в своих розовых шортах;