Корабль судьбы. Робин Хобб
и ждали, чтобы председательствующие обратили на них внимание.
Роника Вестрит была среди этой дюжины.
Серилла изумила всех и изумилась сама, также поднявшись. Все взгляды тотчас обратились на госпожу Подругу. Что до нее, то она успела вмиг забыть ту великолепную речь, которую для них приготовила. Все, что она понимала в эту секунду, – это необходимость любым способом упрочить в городе власть сатрапа, то бишь собственную. А еще ей нужно было как-то заткнуть рот Ронике Вестрит. Переговорив на сей счет с Роэдом Керном, она полагала, что уж с этой-то стороны ей не грозит никакая опасность. Но теперь, поглядев на то, как, со скрипом разогнавшись, все же уверенно заработал удачнинский механизм управления, она вдруг утратила веру в способности Роэда. У нее на глазах люди этак запросто распределяли между собой власть. Причем власть поистине головокружительную. И она поняла: если Роника начнет говорить, Роэд сумеет помешать ей не более, чем нахальный кот – проезду кареты. Его просто сомнет колесом, а карета и не заметит.
Серилла не стала ждать, чтобы торговец Двиккер предоставил ей слово. Она и так уже сотворила немалую глупость, вообще допустив это собрание. И еще большую, не сумев с самого его начала взять все в свои руки. Зато теперь она оглядела Зал, милостиво улыбнулась и все-таки дождалась, что поднявшиеся говорить постепенно уселись обратно. Она слегка прокашлялась и начала:
– Настал день, которым будет гордиться Джамелия. Удачный исстари называют одним из лучших самоцветов в короне сатрапа, и это воистину так. Испытав тяготы нашествия и разрухи, народ Удачного отнюдь не впал в безначалие и безвластие. Напротив: вы собрались здесь, среди развалин, дабы защитить и сохранить культуру, зиждущую ваши корни.
Она говорила и говорила, прилагая все усилия, чтобы голос так и звенел патриотизмом. В какой-то момент, наклонившись к столу, она взяла в руку свиток торговца Двиккера и потрясла им в воздухе, воздавая должное его содержанию и говоря, что сама Джамелия некогда зародилась на том же краеугольном камне гражданской ответственности. Она обводила сияющими глазами толпу, продолжая красноречиво убеждать собравшихся, что в их сегодняшних деяниях как бы есть доля и ее заслуги, но внутренне глубоко сомневалась, удалось ли ей хоть кого-нибудь одурачить. Она продолжала говорить. Она наклонялась вперед, она ловила их взгляды, она вкладывала всю душу в каждое слово. Вот только сердце продолжало трепетать от тоски и тревоги. Себе не солжешь: Серилла отчетливо понимала: этим людям что сатрап, что сатрапия были нужны как телеге пятое колесо. Они прекрасно могли обойтись и без метрополии. А стало быть, и без нее, Сериллы. И как только они это осознают, ей конец. Вся ее так называемая власть лопнет, точно мыльный пузырь. И останется она ни с чем, беспомощная женщина в чужой стране. Какая участь тогда постигнет ее? Неведомая, но, без сомнения, страшная.
Она нипочем не допустит, чтобы это произошло.
Когда в горле окончательно пересохло, а голос начал