Орден Ранункулюс. Ирина Кир
строго. Даю слово.
– Ну, тогда… – голос мамы подрагивал, – тогда я согласна, если Глинский поедет. Только при условии, что поедет Глинский. Юхан, ты слышал?
– Какой такой Глинский? – Арнольд Иванович в изумлении приподнял левую бровь.
– Так это друга моего, Петьки, фамилия такая. Глинский.
– Ну надо же! – снова восхитился Арнольдий. – Глинский! Чего только не бывает! Тогда он просто обязан ехать!
Почему человек с фамилией Глинский должен ехать на раскопки, археолог не объяснил. А если бы и рассказал, то информацию ту вышибли подзатыльник и последующий нагоняй, коими отец наградил Рамана после того, как гость ушел. За подслушивание.
Сколько лет было Геннадию Филонову, Ромка не знал. Для него все, кто старше шестнадцати, казались уже большими. Геннадия от всех взрослых отличала вызывающая внешность: одежда, прическа, манеры. «Пижонистый кобелек» – называла Филонова Колавна. Он, как и Юхан, работал в скупке, специализировался по металлу, но имел серьезное увлечение – нумизматика. По монетам Гена сходил с ума и мог рассуждать о них часами, называя «малышками», «крошками», «толстячками», «красавцами» и прочими одушевленными эпитетами. Сам Арнольд услугами Филонова пользовался исключительно ради предварительной оценки находок. Он передавал нумизмату фотографии. Отношение к деньгам, к современным ли, к старинным ли, у археолога сложилось одинаково чистоплюйским: не твое – не бери. Иные под предлогом показать специалисту, клали в карман несколько монет, но возвращать иногда забывали. Чего уж там… в горсти медяков пары-тройки недосчитаться. Никто и не заметит. Арнольдий себе такого позволить не мог. Если начинало «переть золото», и Арнольд Иванович этого очень не любил, вызвали людей в пиджаках. Они делали опись, составляли протоколы. Все как положено. Но случалось, что и при их опосредованном участии в раскопках не все золотые монеты доезжали в Гохран. До Сухарева докатывались слухи о некоем Гене из Москвы, который «все устраивает чисто и лучшим образом». Ген в Москве, безусловно, много, но чутье подсказывало Арнольду, что они с хромым антикваром знакомы с чистым Геной.
Тем же пятничным вечером, в который Ромка получил заслуженный подзатыльник, Юхан позвонил Геннадию, и пижонистый нумизмат в белых брюках и красном батнике уже в одиннадцать утра стоял на пороге квартиры Садо.
– Здравствуйте, Евгения Романовна. Юхан Захарович! – возбужденно крикнул Гена, проводя руками по вискам: на левой руке тонкий золотой браслет, на мизинце правой руки – золотая печатка. – Я вам этого никогда не прощу! Как вы позволили себе до сих пор молчать? Вот Евгению Романовну, как женщину, я очень хорошо понимаю! Я бы на ее месте тоже молчал! Но вы! От вас я такого не ожидал! Знаете, что я не женат, и скрывали от меня такую красавицу! Я чуть ли с лестницы не упал!
– Это он про Венеру, Юхан, – улыбнулась Женя входившему в коридор мужу.
– Боже мой, какое красивое имя! Настоящая Венера! Венера Милосская! Познакомьте,