Обезьяна счастья. Взрослые сказки. Игорь Маранин
сам додумается.
Быстро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Но, наконец, переплыла царская семья с лошадьми, каретами и двумя сундуками шарфиков пролив Ла—Манш и оказалась на острове, где король Артур жил с женой, рыцарями и круглым столом. Ехать, правда, непривычно было – страна маленькая, особо не разгонишься. И туманы. Такие туманы, что кончик собственного языка не видно, если его изо рта высунуть. Царь Горох приуныл поначалу, но затем решительно шторы задёрнул, лучину зажёг и к жене поворотился.
– Ты вот неправильно молчишь, – заявил он. – Без загадочной улыбки на устах. Без румянцу на ланитах и томленья в чреслах.
Молчана от испугу аж спиной в угол вжалась. Припомнила сразу, что царь это её шесть раз уже говорил. И чем эти шесть раз закончились припомнила. А царь тем временем совсем распоясался.
– Эх, золото моё, – мечтательно сказал он. – Посмотри красота-то какая – ни зги не видно!
И, не останавливая кареты, целоваться полез.
При дворе короля Артура сначала никак понять не могли, кого это черт принёс и откуда. Часа два стояла делегация у ворот Камелота – препиралась со стражей. Хорошо волшебник Мерлин вышел, послушал, как Иван—Дурак говорит на английском языке, выученном вверх ногами, приказал царевича головой вниз поставить и внимательно выслушал. Ухмыльнулся, достал из кармана волшебную палочку да как треснёт ей Ивана по голове. У того искры из глаз посыпались, зато в голове всё на место встало.
– Пустите, – говорит Иван—царевич на чистейшем английском языке, – нас к королю, он для меня с сёстрами как отец родной. Нам с детства его письма каждый день читали. А он в тех письмах о нашем здоровье справлялся, успехам радовался да уму—разуму учил. Батюшка с ним не разлей вода друзья! Он ему одних своих портретов с полсотни выслал.
Очень Мерлин этим словам удивился. Вытащил тогда Иван—царевич обрывок последнего письма и протянул волшебнику. А сам вдруг видит, что написано в том письме сплошь «старый козёл», «больной ублюдок» да «чтоб ты сдох». Не сразу до Ивана дошло, что переводчик от страха, что царь Горох разгневается, совсем по—иному письма переводил. А вслед за тем понял царевич: не простит ему батюшка потерю единственного друга. На Руси-то у царя друзей не было.
Как бы царевич выкрутился – неизвестно. Но тут судьба вмешалась. Из ближайшего леса выскочила большая рыжая лошадь и поскакала галопом прямо к воротам Камелота. Если когда-нибудь чья-нибудь лошадь и была близка к тому, чтобы разрыдаться, то именно в этот момент.
– Убили! – громко ржала она на своём лошадином языке. – Зажарили огнём драконьим! О, Ланселот, любовь моя, как я без тебя жить буду? Кто накормит меня жёлтым, как солнце, сеном?! Кто напоит меня ключевой водой? Кто прикажет почистить стойло моё и расчешет гриву мою?!
Иван—царевич даже уши зажал ладонями, и только потом сообразил, что понимает теперь