Зачем коту копыта?. Татьяна Луганцева
такая, фактически не дышишь… Я даже струхнул. Немного отходил тебя по щекам, ты уж извини. Очень обрадовался, что жива, слегка порозовела даже. Или это фингалы будут? Может, и перестарался я с оплеухами-то… Ты, если что, прости.
Аграфена поморщилась и попыталась осмотреться.
– А где мы?
– Где и все, в театре. Вчера как начали праздновать, так вот и… – развел руками Эдуард Эрикович. – Ладно, я пойду дальше, проверю, не потеряли ли мы кого-то на радостях. Нам только работников морга сюда на всеобщее веселье не хватало! Ты давай в себя приходи и Таню растолкай.
– Чего сам не растолкал? – спросила Груня, которую от слова «растолкай» опять замутило.
– Она меня уже стукнула и совершенно нелитературно послала, – пожаловался Эдуард Эрикович и буквально пополз дальше.
Аграфена села и поняла, что хоть она и почувствовала себя репкой, но в положении находилась очень даже неплохом. Во-первых, она была одета, и сие наводило на мысль, что она таки осталась честной девушкой. Во-вторых, лежала на бархатных сиденьях кресел (их подлокотники были подняты) в зрительном зале, в отличие от многих людей, валявшихся прямо в проходе и между сиденьями. Рядом лежала Татьяна Ветрова с капустным листом на лице.
– Таня, – потрогала ее Груня.
– А? Нет!
– Что?
– Боже, как мы напились! Грунька, у меня проблемы.
– Сейчас у всего коллектива одни и те же проблемы, – успокоила ее Аграфена.
– Алкоголь паленый, наверное, был. У меня вон кожа от лица отслоилась, – пожаловалась Татьяна, трогая дрожащей рукой капустный лист. – А для актрисы потерять лицо – смерти подобно. Подходил Эдик, и я его послала. Наверное, еще не заметил… Что делать, а?
– Это капуста, а не кожа, – пояснила Аграфена, снимая лист с ее лица и еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться – любые сотрясения внутренних органов в ее нынешней ситуации были опасны.
– Правда? Точно, я же забыла, что вчера сама его и положила, чтобы отеков с утра не было, – обрадовалась актриса. – Прямо гора с плеч!
– Ну и погуляли…
– Так радость-то какая!
– Какая?
– Ты что, серьезно не помнишь? – Таня подняла на художницу воспаленные глаза.
– Не-а. Как с тобой говорили, помню, а дальше провал, – честно призналась Аграфена.
– Так ты самого главного не дождалась! Эдуард все в секрете держал, чтобы сюрпризом сшибить с ног. И ему удалось – два человека уехали на «Скорой» в больницу.
– От радости? – усомнилась Груня.
– От нее самой, – утвердительно кивнула Татьяна. А затем торжествующе произнесла: – Дело в том, что он выбил нам работу на лето!
– Летом? Работа? – не понимала Груша. – Гастроли, что ли?
– Ага! Мы уже забыли, как это называется, но в нынешнем году у нас будут гастроли. Это чудесно! Едут фактически все. Ты тоже в списках.
– Я?
– А как же мы без художника? Честно говоря, Эдик хотел сэкономить, но я настояла, – шепнула ей Таня.
– Спасибо.