Стеклянные тела. Эрик Аксл Сунд
он, и тут кабинет потонул в адском рёве.
Черная меланхолия
Студия
На следующий день после концерта в Упсале я в студии.
Кое-кто думает, что она находится где-то в Емтланде, но это не так. Другие говорят – в Даларне, и они тоже не правы. Спорить бессмысленно. У глухомани нет границ.
Я в маленькой, вызывающей клаустрофобию комнате; вдоль стены тянутся полки с бэушными магнитофонами. Старый кассетный плеер можно найти за пару десяток, и чаще всего к нему прилагаются наушники.
Входя в предвечерний час в свою нору, я думаю о концерте.
Публика всегда хочет видеть, как я режу себя, хотя большинство уже знает, что значит резаться кухонным ножом. Это как ломиться в открытую дверь.
Я хочу явить боль непосвященным.
Она должна быть настоящей. А чтобы добиться настоящей боли, нужны годы тренировок.
Мужчины сидели в гостиной. Важная встреча. Я должен был вести себя тихо, как мышка, если хотел дождаться миндального кекса и малиновой газировки. В основном слышался голос отца, и я был горд, что другие мужчины, даже старшие, слушают его.
Я был один в кабинете; персидский ковер стал сценой, а магнитофон, стоявший на полу, – огромными динамиками. На мне были наушники, и гудевшая у меня в голове музыка – запрещенная музыка – никогда не звучала в этих стенах. Грохот тяжелых барабанов, прежде чем гитара пилой вопьется в череп и все помчится так быстро, что можно потерять равновесие и контроль над скоростью.
«Рейнин блааад фром э лейсерейтед скай,
Блиииидин иттс хоррор, криэйтин май стракчер».
Я представлял себе, что у меня в руках электрогитара, и играл так, что пальцы кровоточили, а публика бесновалась там, внизу, за краем сцены.
«Науф ай шелл рейн ин блааад!»
Я снимаю с полки желтый «Sony». Этот плеер я выбрал для него. Для Давида Литманена из Блакеберга.
Сажусь за рабочий стол и включаю компьютер. Тихо жужжит вентилятор; я включаю динамики и создаю новый файл, которому присваиваю название «Кожа создана для ран».
Так он сам захотел.
Он сам распоряжается своей жизнью и, следовательно, своей смертью.
Люди смотрят только на внешнее, и я думаю, что внешний вид имеет большое значение для формирования образа себя и личностного развития.
В детстве я всегда слышал, что у меня пальцы пианиста и что я стану музыкантом.
Мне говорили, что я выгляжу бледным и болезненным, поэтому я думал, что солнце может повредить мне. Говорили, что мое тело так хрупко, что может рассыпаться от малейшего прикосновения.
Иногда эти мысли возвращаются. Тогда я запираюсь и несколько дней провожу в темноте. Даже не встаю с кровати.
На то, чтобы задать партию барабанам, у меня уходит меньше десяти минут. Простая петля басового барабана, дробь и хай-хэт. Смену каждого четвертого такта я отмечаю звоном. Ничего необычного. Только простой ритм и звон – это, собственно, проба, я бросил на пол крышку от кастрюли, но прозвучало правильно.