Ушла из дома и не вернулась…. Василий Веденеев
я как можно более официальным тоном. – Не наше это дело. В районе такими вопросами должны заниматься.
Викула не отвечает. По-прежнему лукаво щурится и улыбается. Его, по-моему, ничего не может вывести из равновесия.
– Надо бы, – продолжаю я, поняв, что ответа на свое замечание не дождаться, – ориентировочку дать по городу: «Ушла из дома и не вернулась Горяева Светлана Игоревна…»
Читаю весь текст.
Викула сразу не отвечает. Он вкусно отхлебывает из стакана. Отдувается. Большим носовым платком вытирает испарину со лба и, словно нехотя, говорит:
– Дадим, милай, дадим… Вот чайку попьем и, дадим. Ты текстик-то пока вычитай, чтоб ошибочек не было.
Попьем… Угостил бы чаем – попили бы. А так – сиди, жди, пока он свой бездонный стакан закончит. Я, между прочим, еще не ужинал. Мой-то стакан чая, по его милости, вскипеть не успел.
Дозрев, раскрываю рот, чтобы высказать Викуле все, что думаю по поводу такого стиля работы.
Но именно в этот момент на пульте начинает судорожно мигать красная лампочка и глухо урчит зуммер. С Викулы мгновенно слетает вальяжность, он весь подбирается и, щелкнув тумблером включения в линию, внимательно слушает. Лицо его мрачнеет, и он жестом подзывает меня. Судя по всему, что-то серьезное.
– Со скорой звонили. – Викула оторвался от телефона. – Дежурную бригаду на выезд. – Это уже своим помощникам. – Поедешь к Зубовской, – он снова обращается ко мне. – Ножевое ранение. Быстрее. Следы пока свежие…
Я скатываюсь по лестнице. Во дворе урчит желтый уазик. Франтоватый Леха Жданов уже запихал своего кобеля, такого же франта, в машину, через заднюю дверцу. Лезу в темноту салона, если этот не слишком удобный ящик можно назвать салоном. Наступаю на ноги доктору Токареву; Доктор – это прозвище. По профессии он эксперт научно-технического отдела. Вроде все в сборе. Петр Прокопич, следователь, сидит рядом с водителем. Можно трогаться.
Из подъезда выскакивает помощник Викулы. Кричит, чтобы позвонили оттуда. Позвоним, позвоним, не первый раз на выезде…
Выскакиваем из Колобовского переулка и жмем по Петровке в сторону Садового кольца. Сирену не включаем. Поздно, что людей будить. На крыше крутятся маячки. Мрачные синие блики словно отодвигают запоздалые машины с нашего пути, останавливают ночных прохожих.
Лешкин кобель за сетчатой перегородкой повизгивает, стучит хвостом о металлический пол. Волнуется, работу чувствует.
Молодой еще.
Жданов тоже только пару лет как из погранвойск демобилизовался. Тоже волнуется. Интересно, от кого кому передается беспокойство: от пса Лехе, или наоборот? Прокопич, вот воплощение невозмутимости. Дремлет себе тихо на переднем сиденье, Токарев что-то не в себе. Случилось чего или заболевает? В такую погоду не мудрено ОРЗ подхватить. Вон, какая пакость моросит. Хорошо, что всегда с собой плащ-болонью ношу в сумке. Пусть ребята посмеиваются. Зато сейчас пригодится. Проскочили Смоленскую. Уже совсем немного осталось. Я просовываю руку под пиджак. Нащупываю рукоять «Макарова», в кармашке