Друг и лейтенант Робина Гуда. Анна Овчинникова
полное фиаско мои школьные учителя?
– Пока что фокус не удался, – буркнул я. – Попробуйте еще разок.
Колдунья метнула в меня взгляд, наверняка снискавший бы одобрение нашего каратистского гуру.
Я уж думал, меня сейчас вышвырнут из кресла и из этой квартиры, и приготовился помахать рукой своей сотне баксов – но мадам Матильда еще не закончила представление.
Теперь член ЕАПП зажгла несколько фитилей под названием «Аромат Ганга» и вытащила блестящий шарик на цепочке.
– Смотри сюда! – она принялась раскачивать шарик перед моим лицом, слишком близко, чтобы от этого можно было словить кайф.
К тому же от всех этих воскурений у меня уже начала болеть голова.
Вот бы посмеялась моя мамуля, если бы узнала, какой дурью я тут занимаюсь! Но ей-то хорошо сейчас в Гамбурге обсуждать проблемы миграции вальдшнепов с немецкими коллегами. А я если и увижу иные берега, то только во сне, прикорнув в уютном кресле потомственной колдуньи. Я очень старался не зевать, но вчера мы с парнями засиделись в «Белых ночах» и, похоже, слегка перебрали.
– Говори! – снова возгласила Матильда, продолжая манипуляции с шариком.
– Oh, no, don't go home alone, nobody nows how lonely the road is! – сонно пробормотал я. И чтобы старушка не мучилась зря, тут же перевел: – О, нет, не ходи домой в одиночку, никто не знает, как одинока дорога!
Теперь у меня в запасе оставалась всего одна фраза: «She sells seashells on the sea shore, and the shells she sells – are seashells, I am sure». То бишь – «Она продает ракушки на морском берегу, и ракушки, которые она продает – действительно морские ракушки, я в этом уверен».
Мадам Матильда, прервав манипуляции с шариком, с ненавистью уставилась на меня.
Я устало воззрился на нее.
Мне вдруг стало абсолютно по балабасу, прогонит она меня немедленно или даст еще подремать в старинном плюшевом кресле.
Но нет, старая гвардия не сдавалась!
Мадам Матильда сняла с полки и водрузила на стол металлическую рамку с укрепленными на ней блестящими пластинками. Член ЕАПП пошаманила над странной штуковиной, и пластинки завертелись вразнобой в завораживающем ритме – одни быстро, другие медленно… На этот раз мне не удалось сдержать зевок.
Валькиной матери легко щеголять прононсом, она закончила курсы переводчиков при французском консульстве… Пусть это было лет пятнадцать назад, но не могло же у нее все выветриться из головы? А после того, как она прикорнула в удобном кресле во время камлания мадам Матильды и увидела сон про свою милую Францию, у нее, видать, всколыхнулось ретивое… Но я не заговорю по-английски ни под гипнозом, ни под наркозом, об этом нечего даже мечтать. Что ж, как заметил Шарапов во всеми любимом сериале: «Самое дорогое в жизни – глупость, потому что за нее дороже всего приходится платить». Я еще дешево отделался, потеряв всего сотню долларов и один-единственный потраченный впустую вечер.
Теперь я даже не пытался сохранить сосредоточенный вид. Закрыв глаза, я ждал, когда мадам Матильда решит, что уже отработала полученные деньги, и пригласит меня на