Контрольный выстрел. Николай Федорович Иванов
хотя бы для себя, чтобы совсем уж не разочаровываться в людях.
– Не-на-ви-жу! Не про-щу! – вне зависимости от того, могла или не могла помочь Наталья, вынес ей вердикт каменный цветок.
– Я никому! – заторопилась успокоить девчушку Стеша. – Это не надо знать никому, – намекнула больше не касаться этой темы с другими. – Успокойся. Давай успокоимся.
Лучше песни ничего более успокоительного люди для себя еще не придумали, и Стеша запела первое, что пришло на ум:
Жди меня, и я вернусь,
Только очень жди.
Жди меня, когда наводят грусть
Желтые дожди…
Песню Константина Симонова, звучавшую из всех динамиков и репродукторов, знали в стране от мала до велика и до последней буквы, и Зоря невольно сначала начала кивать в ритм музыки, потом и сама шептать слова:
…Не понять, не ждавшим, им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня…
Обнялись в конце песни, поцеловав друг дружку. Замерли подругами, объединенными общей тайной.
– А мне… мне только что свидание назначили, – решилась если уж признаваться, то во всем Зоря.
Скорее всего, именно страх перед первым свиданием и спровоцировал такую ее бурную реакцию. Девчонка просто не знала, как себя, изнасилованной врагом, теперь вести с парнями. Имеет ли вообще право на любовь, на свидания…
– Так это хорошо! – как можно радостнее затормошила Стеша соседку, даже захлопала в ладоши. – Завидую. Меня сто лет уже никто никуда не приглашал… Так что надо собираться и идти. Помнить, конечно, что мужчины свои словечки перед нами раскладывают, как сыр в мышеловку, но… идти.
– Но меня же… немцы… – вернулась к старому Зоря. Успокоительное лекарство от песни кончилось…
– Он поймет, – как можно беззаботнее махнула рукой Стеша. – Сама потом все расскажешь, и поймет. Война же. И гады творили, что хотели. А он еще больше любить и жалеть будет. Нам, бабам, порой жалости хочется больше, чем слов любви. Ох, как хочется. И того, и другого…
Сама едва не заплакала в голос, жалеючи и свою судьбу. И неизвестно, сколько времени бы сидели так, шмыгая носами, но послышался голос бабы Лялюшки:
– Зорька! Зоря, ты где?
Девчата пригнулись, принялись торопливо вытирать носы и глаза.
– Зорька, негодница!
Имя свое странное Зоря получила от отца.
– На зорьке родилась – Зорей и будет, – отмел он все иные предложения по имени.
– У нас половина поселка коров Зорьками зовут, – попыталась урезонить его мама, всегда боявшаяся любых нововведений. Скорее всего, наложила свой отпечаток на характер работа провизора: положено для лекарства отвесить семь граммов какого-нибудь порошка или отсчитать две капли из пипетки – неукоснительно и безоговорочно будут семь и две. – Давай Полей. Или Катериной.
– Зоренька, – обнимал отец первеницу и столько нежности и ласки вкладывал в это имя, что иного уже не представлялось по отношению к дочери. Подмигивал