Капитан разведки. Сергей Донской
сумевшего выдавить из себя:
– Это кто ж тебя надоумил?
– Есть умные люди.
– Постой-постой… Ты, часом, не с фашистиками ли нынешними снюхался?.. С теми, что нынче в телевизоре опять замелькали? – Глаза машиниста, устремленные на железнодорожную колею, превратились в пару щелочек, из которых сквозил неприязненный холодок. – На днях один такой в прямом эфире чуть ли не с националистическим воззванием выступил, другой хмырь свою овчарку надрочил лапу вверх вытягивать, «хайль Гитлер», мол. От с-сука.
– То не сука была, а кобель, – авторитетно возразил Неделин. – Я эту передачу тоже видал. Если бы сука, то у ней бы елда между ног не торчала.
– Да я не про собаку, а про ее дрессировщика хренового… Псих-одиночка. Все эти националисты – психи, Андрюха. Уроды, шуты гороховые. Цирк сгорел, а клоуны остались.
– Ха, клоуны! Над Гитлером тоже поначалу потешались: и усики у него уморительные, и ходит вразвалочку, как натуральный Чарли Чаплин. Да только недолго публика веселилась. Гитлер потом всем такую козью морду скорчил, что чертям в аду тошно стало.
– Вот же дурья башка! – Приваров сплюнул в сердцах.
– Гитлер? – возмутился Неделин. – Да он полмира покорил!
– Ты, ты дурень, Андрюха, ежели фашистским байкам веришь. Они, германцы, миллионы человеческих душ загубили, нет им прощения.
– Да я не с ними. Я как раз с нашими патриотами, с натуральными россиянами.
– Херня! – отрезал Приваров. – Нынче каждая сволочь в патриотизме клянется, а на деле только и мечтает, как бы где воду замутить, чтобы в той мутной водице рыбки наловить поболе. Держись от этой нечисти подальше, парень. Погубят они тебя, скинхеды лысоголовые.
– Какой же я скинхед? – усмехнулся Неделин, оглаживая свою буйную шевелюру. – И никакой я не скинхед вовсе. Так просто, идеями разными интересуюсь. Веяниями.
– Тех веяний, которых ты поднабрался, в любом общественном сортире хватает. Ты лучше свежим воздухом дыши, неиспорченным. Вот этим. – Приваров кивнул в сторону открытого окна, за которым синело ярко-голубое сентябрьское небо.
Неделин высунулся наружу, набрал полную грудь воздуха, зажмурился. Хорошо ему стало. Ветер полоскал волосы, высекал слезы из глаз. Навстречу неслись телеграфные столбы, и казалось, что один из них вот-вот снесет голову с плеч, но, поскольку этого не происходило, душу переполнял невыразимый восторг. Неделин любил жизнь, любил риск, и родину он тоже любил, хотя на свой манер.
– Шир-рока стр-рана моя р-родная! – дурашливо проорал он, перекрикивая грохот колес, после чего занырнул в кабину и доверительно признался: – Я, дядя Саша, Россию похлеще многих люблю, не сомневайтесь. Потому и не хочу, чтобы просторы наши всякой иноземной шелупони принадлежали. Мы, русские, должны сами своими богатствами владеть, натурально. А то понаехали отовсюду чебуреки всякие и командуют. С нас, бляха, хватит. Мы им спуску не дадим. Подхватим президентскую инициативу. И с рынков вытурим, и с других теплых мест.
– Кто это – «мы»?
– Кто