Не стреляйте в белых лебедей (сборник). Борис Васильев
чуть горьковатое.
– Больше не коси, – сказал Вася. – Что осталось, мы с Михалычем подберем, а вы копешки готовьте. Пудика по три потянем, Михалыч?
– Потянем, чего же не потянуть?..
Поначалу сгребать мокрую осоку показалось делом почти пустяковым. Но осока была не просто тяжелой; она была цепкой, как колючая проволока, пласты ее упорно свивались в большие вязкие комья, в которых намертво запутывались грабли.
– Ты руками, Сережа, – сказала Еленка.
Руки ее уже были порезаны в кровь, до волдырей искусаны комарами. Но она двигалась легко и гибко, словно не чувствуя усталости.
– Здоровая ты девка, – сказал Сергей.
– Привычная…
Через час с дальнего конца топи вернулись Михалыч и Вася. Сунули держаки кос в раскисшую землю:
– Готово, Игнат Григорьич.
– Ну что, мужики, отдохнем полчасика, а? – спросил шкипер. – Отдохнем, покурим и – двинем.
– Конечно, отдохните, – сказала Лида. – Нам тут еще грести и грести.
Косцы побрели к костру, а Сергей еще дергал, пинал, волок проклятую осоку. Еленка мягко отобрала у него грабли.
– Покури. Главный труд впереди, Сережа.
Пошатываясь, Сергей подошел к костру и почти рухнул на хворост. Вася протянул ему папиросу, он взял ее и держал в руке, как свечку: не было сил прикурить.
– Воровство – это когда корысть есть, – сказал шкипер, мельком глянув на него. – Украсть, продать да прогулять – вот воровство. Так я мыслю, Трофимыч?
– Мысль с совестью в разладе, – вздохнул Иван. – Я горючее тоннами тащу, Григорьич – траву, Вася…
– Краску! – засмеялся Вася. – Облез наш лайнер, как апрельский кот, глядеть невозможно. Лидуха пилит: давай, мол, подновим, давай, мол, выкрасим. Пошел я краску добывать, а мне говорят: не положено. Ремонтные работы – зимой, сейчас средств нет. Я говорю: за мой счет. Все равно, говорят, не положено. Ну, плюнул я, сунул кладовщику на пол-литра, и краска сразу нашлась.
– А я гвозди, гвозди так добывал, – подхватил Михалыч. – Крыша прохудилась, ремонту требует, а гвоздей в продаже нет. Я туда, я сюда – нету! Пришлось со стройки захватить. Несу домой, а душа трясется. Страх ведь, страх!..
– От бесхозяйственности все, – вздохнул Вася. – Почему в Юрьевце, скажем, гвозди есть, а у нас нету? Что стоит завезти их вовремя?
– Расторопности мало, это ты, Вася, правильно говоришь, – сказал Иван. – И расторопности мало, и желания, и умения: вот и выходит, где – завал, а где – нехватка.
– Нет, это не воровство, – убежденно сказал шкипер. – Ну, а внутри-то мышка, конечно, скребет, это ты верно сказал, Трофимыч. Живет в нас эта мышка, будь она трижды неладна, и ворочается, и сна не дает. В старину тоже так случалось, но тогда способ знали, как эту мышку из души выжить.
– Что за способ? – спросил Вася.
– Каялись.
– Глупость это, Игнат Григорьич!
– Не скажи, Вася. Когда невмоготу – откровение требуется. Груз с души снять нужно, поделиться, очиститься. Без покаяния умереть боялись, очень боялись.
– Перед